Терри Пратчетт - Последний континент [litres]

Человек, который орудовал рукоятью насоса, испустил вопль отчаяния. Насос странно застонал, а рукоять бессильно опустилась. Стражник схватил человека за руку.

– В том дворе есть еще один! Поспеши, друг!

Перебежав в соседний двор, они попытались пробудить к жизни насос. Тот издал свистящий звук, точно захлебываясь, выплюнул несколько капель воды вперемешку с мокрой ржавчиной и умолк навеки.

Ринсвинд сглотнул.

– По-моему, вода ушла, – бесстрастно констатировал он.

– Что значит – ушла ? – возмутилась Найлетта. – Вода есть всегда ! Огромные, гигантские подземные моря!

– Да, но… они ведь не пополняются. Да и откуда? Такой штуки, как дождь, у вас никогда и не видели.

– Опять начина… – Она осеклась. – Ты что-то знаешь? У тебя какой-то очень подозрительный вид, господин Волшебник.

Ринсвинд уныло посмотрел на столб дыма. Среди густых клубов блестели искры. Волны жара то взметали их вверх, то дождем обрушивали на город. «Все тут прожарится до самых костей, – подумал он. – И здесь не бывает дождя. Не бывает… Постойте-ка…»

– А откуда ты вообще знаешь, что я волшебник? – спросил он.

– У тебя на шляпе написано. Неразборчиво, правда.

– И ты знаешь, что такое волшебник? Я спрашиваю совершенно серьезно и вовсе не пытаюсь вешать тебе на уши креветок.

– Всем известно, что такое волшебник! Наш университет под завязку набит этими бесполезными умниками!

– И ты можешь показать мне туда дорогу?

– Сам найдешь!

Найлетта двинулась прочь сквозь толпу. Он бросился вслед за ней.

– Пожалуйста, не уходи! Как раз такая, как ты, мне сейчас и нужна! В качестве переводчика!

– Как это? Мы ведь говорим на одном языке!

– Неужели? Я слышал, к примеру, что пивные банки здесь называют штанцáми. Как приезжие отличают у вас пиво от штанов?

Найлетта улыбнулась.

– До первого раза – никак.

– Мне всего-то и надо, чтобы ты отвела меня в этот ваш университет, – продолжал Ринсвинд. – По-моему, я чувствую приближение Знаменитой Последней Схватки.

Откуда-то сверху раздался предсмертный вопль металла, и по улице пролетело громадное колесо ветряной мельницы.

– И думаю, лучше поторопиться, – добавил он. – Иначе вам придется полностью перейти на пиво.

Казначей рассмеялся: угольные точки встали на ножки, построились в стройную колонну и, спустившись с камня, двинулись по песку. На деревьях у него за спиной уже вовсю распевали птицы…

А в следующее мгновение, к превеликому сожалению казначея, оттуда же донеслись голоса волшебников.

Они опять о чем-то спорили. Волшебники сомневались, сомневаются и будут сомневаться в правильности устройства вселенной, но почему-то свои вопросы они неизменно адресуют другим волшебникам и при этом ничуть не интересуются ответами.

– … Сначала здесь деревьев точно не было.

– А может, мы их не видели из-за дождя? А главный философ – из-за госпожи Герпес. Возьми себя в руки, декан! Ты опять молодеешь! На кого ты хочешь произвести впечатление?

– Просто я от природы моложавый, аркканцлер.

– Нашел чем гордиться … И, пожалуйста, кто-нибудь, проследите, чтобы главный философ прекратил обниматься с самим собой … О, да тут кто-то, кажется, устроил пикник!

Художник настолько ушел в работу, что не обратил на волшебников абсолютно никакого внимания.

– Я отлично помню: казначей двигался именно в этом направлении …

Комком красной грязи художник раскрасил сложную кривую, и возникло – с таким видом, словно было тут всегда, – существо с телом гигантского кролика, хвостом ящерицы, а мордой и ее выражением весьма смахивающее на верблюда. Волшебники столпились у скалы как раз в тот момент, когда существо чесало за ухом.

– А это что такое?

– Может, крыса? – предположил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– Слушайте, казначей, похоже, нашел кого-то из местных… – Оставляя в песке глубокие следы, декан приблизился к художнику. Тот смотрел на волшебников, разинув рот. – Доброе утро, дружище. Как это называется?

Художник проследил взглядом за указующим перстом.

– Кенгуру? – уточнил он. Шепотом, едва слышно, но земля при этом содрогнулась.

– А, кенгуру!

– Из сказанного вовсе не следует, что существо именно так и называется, – встрял Думминг. – Не исключено, что в переводе на наш язык это означает «Не знаю».

– А с чего бы ему не знать, как оно называется? – возразил декан. – С виду он вполне дикий. Очень загорелый. Испытывает недостаток штанов. Сразу понятно, такой просто обязан знать, как называются представители местного животного мира.

– Он его нарисовал, – подал голос казначей.

– Неужели? Некоторые из этих диких парней – отличные художники.

– А он случайно не Ринсвинд? – уточнил Чудакулли, который редко утруждал себя запоминанием лиц. – Да, вижу, он несколько смугловат, но, с другой стороны, за несколько месяцев под таким солнцем кто угодно зажарится.

Остальные волшебники сразу сгрудились в кучку и принялись озираться по сторонам в поисках признаков мобильной четырехугольности.

– Но у него же нет шляпы, – указал Думминг.

Волшебники облегченно выдохнули и расслабились.

Некоторое время декан рассматривал каменную стену.

– Для наивного искусства очень неплохо, – похвалил он. – Весьма интересные… линии.

Казначей кивнул. С его точки зрения, рисунки были живыми . Может, они и представляли собой так называемую «живопись кусочками цветной земли по камню», но это не мешало им быть столь же живыми, как только что ускакавший по своим делам кенгуру.

Теперь старик рисовал змею. Длинную изогнутую линию.

– Я как-то видел дворец из тех, что строили в своих джунглях тецуманы, – произнес, не отводя глаз от рисунка, декан. – Во всем здании ни грамма известки, а камни так подогнаны друг к другу, что даже ножик не вставишь. Ха, наверное, эти камни – единственное место, куда тецуманы не совали свои ножи, – добавил он. – Странные все-таки были люди. Крупные специалисты в оптовых человеческих жертвоприношениях и какао. Довольно своеобразная, на мой взгляд, комбинация. Сначала угробить пятьдесят тысяч человек, а потом расслабиться за чашечкой горячего шоколада. Прошу прощения, что несколько отошел от темы, просто я когда-то увлекался Тецуманской империей…

Даже Чудакулли опешил, когда декан вдруг взял из руки художника растрепанную на конце веточку и осторожно несколько раз прикоснулся ею к вертикальной каменной поверхности.

– По точке на каждый глаз, – улыбнулся декан, возвращая «кисть».

Художник тоже ему улыбнулся. Точнее, показал зубы. Как и многих других обитателей всевозможных астральных миров, волшебники ставили его в тупик. Их ничем не прошибаемая самоуверенность не имела пределов. Самим своим видом они словно бы говорили: о, то, что мы здесь, это нормально, это правильно, но, пожалуйста, не надо так из-за нас суетиться, занимайтесь, чем занимались, а мы тут пока побродим… А еще у волшебников был такой вид, словно они вот-вот вытащат из кармана классные журналы и примутся расставлять оценки.