Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов

Джейн потеряла опору, и с десяток ступеней фата Жюиссанте протащила ее на весу, хотя девушка и брыкалась, словно взбунтовавшаяся тряпичная кукла. Жюиссанте остановилась на площадке ровно настолько, чтобы Джейн опять встала на ноги, затем снова бросилась вверх. Ее каблуки высекали из ступеней искры.

— Но если… если… если ты на самом деле не ты… — Трудно мыслить ясно при таких обстоятельствах. — Если ты на самом деле фата Инколоре, тогда почему… почему ты ведешь себя как…

— Ты что, умственно отсталая? — вопросила Жюиссанте. — Я что, сама с собой разговариваю? Личность — фикция. Это ты, безусловно, в состоянии уловить. Фата Инколоре и Жюиссанте — лишь игры, в которые решили поиграть частицы материи. Я являюсь Лесей Инколоре не в большей степени, чем ты.

Они продолжали подъем. Фата Жюиссанте обладала поистине безграничным запасом энергии. Джейн запыхалась. Голова у нее кружилась. На мгновение ей показалось, что вокруг столпились призраки всех ее жертв, дергают за волосы, щиплют маленькими злобными пальчиками и безмолвно требуют вернуть украденные имена. Она тряхнула головой, и они пропали.

— …вполне можешь спросить. Порой ребенок рождается без истинного имени. У него нет тонкого тела. Нет «я». Глаза есть, мозг есть, пальцы и прочие органы на своих местах и в нужном количестве. Но он неодушевленный. Он ничего не понимает. Ни на что не реагирует.

«Отдай мне мое имя», — произнесла Эсмери.

Джейн обернулась, и она пропала.

«Я хочу», — сказал Шатун, сказал Аполлидон, сказал Гандалак.

«Отдай мне», — сказал Губао, — «мою», — сказал Сумерека, — «жизнь», — сказал Гипаллага.

Их было слишком много, чтобы уследить, и в то же время никого, а Жюиссанте продолжала болтать:

— Когда такое происходит, государство берет ребенка под опеку. Посылает дракона через Врата Снов в нижний мир, чтобы собрать тонкие тела — там их называют душами — смертных детей. В верхний мир нельзя перенести ничего материального. Да, но души!..

«Я не чувствую себя виноватой, — сказала Джейн призракам. — Убирайтесь».

Они вихрились вокруг нее, менее телесные, чем скелеты осенних листьев, сердито шелестя, хлопая по губам со всей силой капризного мотылька. Просто поразительно, что Жюиссанте их не видела.

Жюиссанте оглянулась через плечо.

— Если ты не хочешь меня слушать, мне придется выдавить тебе глаза.

— Нет, пожалуйста! — ахнула Джейн.

Наконец они добрались до верхней площадки. Задыхающаяся и измученная, Джейн споткнулась и остановилась. Жюиссанте распахнула дверь из слоновой кости.

— Здесь ее престол — алтарь в черепе.

Они шагнули внутрь. Прохладный белый свет разметал и прогнал призраков. Вдоль стены выстроились ларчики и сундуки, вырезанные из кости, пол устилали желтоватого цвета ковры. Низкий потолок удерживал вереницу светильников. Бледная стена делила помещение на две камеры таким образом, что нельзя было заглянуть в обе одновременно, только в одну. В каждой камере стоял стул с прямой спинкой, лицом к бронированному стеклу, вставленному в глазницы.

Жюиссанте впихнула ее в левую камеру.

— Мы стоим в черепе первой Инколоре. Если сидеть очень тихо, можно почувствовать, как сила ее личности гудит в глубине костей.

Если это правда, предок фаты Инколоре была личностью еще более странной, чем это можно было предположить по ее останкам. Головокружительное ощущение призрачности существования пронзило Джейн отовсюду. Здесь, она чувствовала, ничто особенно не стремилось остаться самим собой. Секретеру из белого клена было все равно, хранятся в нем письма или моторное масло, стоит он неподвижно или похоронен в земле, вопиет ли он о крови под проливным дождем или горит в огне. Алебастровый крокодил трепетал на пороге полета.

— Что… что ты собираешься со мной сделать?

— Это я и пытаюсь втолковать тебе, дурочка. Я подумываю уничтожить твою материальную оболочку и воплотить тебя в дрозда или малиновку. Со своей собственной ивовой клеткой.

Она принялась шарить по буфетам.

— Или лучше в маленькую розовую хрюшку. Инколоре могла бы водить тебя на шлейке. — Она метнула быстрый взгляд. — Ой, не смотри так! В облике свиньи у тебя была бы куда более приятная жизнь, чем у малиновки. Тебя, например, можно было бы приучить к горшку.

Позвякивали и побрякивали бутылочки.

— Сядь на стул, но не смотри в окно. Тебе может не понравиться то, что оно решит тебе показать.

У Джейн не было иного выбора, кроме как повиноваться, но все-таки она посмотрела…

Окно выходило в пустую комнату с одинокой парой рабочих ботинок, покоившихся чуть в стороне от центра. Они отбрасывали бледную тень. Один лежал на боку. К подошве пристала глина. Шнурки были грязные. Джейн ни за что не могла представить, почему окно сосредоточилось на подобной вещи. Однако ее похитительница оказалась права. По какой-то неведомой причине зрелище наполнило ее иррациональным ужасом.

— В алтаре два окна; одно смотрит на правду, другое на ложь. И даже фата Инколоре не знает, какое — куда. — Жюиссанте перевернула сундук и пинками разбросала по комнате его высыпавшееся содержимое. — И здесь нету! Где, во имя Аргейи, он может быть?!

Что-то в стуле, на который ее усадили, или, возможно, в самой комнате располагало к летаргии. Джейн уставилась на собственные колени, не в силах подняться.

— Ага! — Фата Жюиссанте победным жестом вскинула радиотелефон. Запиликали кнопки. Она подождала, затем произнесла: — Это фата Инколоре. Будьте добры, пришлите мне свинью. Да. Нет, животное должно быть симпатичное. Милое, да. Для меня очень важен его нрав. Нет, самочку.

Слушая, Джейн понимала, что ей следует огорчаться. Но трудно было придавать чему-либо значение. Апатия, удерживавшая ее на стуле, распространялась по всему телу. Если она не сделает что-нибудь прямо сейчас, то не сделает больше ничего никогда.

Пальцы подменыша сами собой подобрались к волосам и вынули из них маргаритку, которую раньше ей дал Ракета. Она посмотрела на цветок и сжала его в кулаке, сминая лепестки.

— Как быстро вы сможете ее доставить? Да, и еще атласную подушку!

Глядя себе на руки, Джейн сосредоточилась на истинном имени Ракеты и призвала его. До сих пор она не практиковала столь могущественные заклинания, но теорию знала вдоль и поперек.

«Тетигистус, — шепнула она в заполярном безмолвии подсознания, — приди ко мне».

Жюиссанте круто развернулась с телефоном в руке.

— Что ты сделала? — крикнула она. — Ты что-то сделала! Что ты натворила?!

Джейн рассеянно улыбнулась ей. Призыв выжег из нее остатки воли. Теперь она была совершенно пассивна. Ей даже не хватило сил заговорить.

На лестнице послышались шаги. Дверь отворилась, и вошел Ракета.