Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов

Профессор Немезида круто обернулась к девочке-зимородку.

— Мисс Клюнь-Немножко, предположим, vis plastica не отвернет от скалы, а, напротив, станет дуть на нее день за днем, какие знакомые формы жизни она породит?

— Горгулий и каменных ползунов.

— Обоснуйте свой ответ.

— Как было только что сказано, вещи действуют в соответствии со своей природой. Новая жизнь сохранит каменное тело и привычное мышление. Что включит в себя приверженность вертикальным поверхностям, определенную замедленность процессов и…

Класс, где проходил семинар, был невелик, а радиаторы выставлены на полную мощность. Они дребезжали и стонали от напряжения, вырабатывая столько жара, что окна запотели и потекли. Воздух тоже был спертый. Джейн дождалась, пока преподавательница отвернется, и, прикрыв рот рукой, зевнула.

Потревоженная невесть каким внутренним чувством, профессор неожиданно напряглась. Затем сурово посмотрела через плечо на Джейн. Водянистые с розовыми обводами глаза Немезиды сделались вдруг жесткими.

— Извините, я… — начала Джейн.

Она осеклась. В комнате было пусто. Тепло улетучилось. Исчез бледный свет зимы, заглядывающий в окна, уступив место слишком широкой и темной панораме теряющихся в бесконечности крыш. Фактически это была вообще не та комната. Джейн находилась в гостиной аспирантской квартиры на верхнем этаже Бельгарда. Низко над горизонтом пылал углями индустриальный закат.

Стояла ночь.

Джейн оцепенело поднесла руку к оконному стеклу. Оно оказалось ободряюще прохладным и твердым.

«Соберись, — сказала она себе. Потом: — Что я здесь делаю?»

— Джейн, — произнес кто-то. — С тобой все в порядке?

В оконном стекле рядом с ее собственным отражением возникло еще одно, сначала бледное и расплывчатое. Оно рябило, приближаясь, и оформилось сперва в череп, затем в лицо, точеное и красивое; глазные впадины казались темными в свете флуоресцентных ламп, льющемся с потолка. Зрение подменыша резко сфокусировалось на нем.

Это была Гвен.

Джейн, ахнув, резко обернулась. У нее за спиной стояла вовсе не Гвен, а Сирин. Джейн снова оглянулась на окно, но больше не могла различить лицо Гвен в отражении Сирин.

— Святая вода! — Подруга взяла ее за руку. — Да что с тобой такое?

— Я…

Повернувшись к окну спиной, Джейн скользнула взглядом мимо пустых банкеток в сторону коридора, где гомонящий поток преподавателей и студентов втекал через массивные двери в лекционный зал Лесного царя.

— Немезида вышвырнула меня со своего семинара. Ничего не помню. Наверное, полдня потеряла.

Только теперь она осознала, как отразилась на ней вспышка профессорского раздражения, и пришла в ярость. Все, что она делала с того момента — учебные занятия, встречи с друзьями, — было украдено.

— Вот сука! — пробормотала она. Затем добавила еще более сердито: — Ну и пес с ней! Черт подери ее натрое после полуночи!

— Вот и молодец. — Сирин накинула аспирантский капюшон Джейн на голову и втащила ее в толпу. — Прикинься важной цацей. Вряд ли кто-нибудь занимается отловом зайцев, но… — Она рассмеялась. — Ты когда-нибудь в жизни видела столько твида?

— Непохоже, чтобы они нарочно. — Девушки без приключений миновали створки из красного дерева. — Я пыталась… эй, а куда мы, кстати, идем?

Джейн предпочла бы места в верхней части амфитеатра, поближе к краю, где меньше всего вероятность навлечь на себя внимание, но Сирин протащила ее вниз к пятому ряду слева в тени возвышения, сразу за преподавательскими местами. Позади кафедры на складных стульях терпеливо восседали деканы университета, словно вороны на заборе.

— Это лекция по глубинным основам, глупенькая. Я говорила тебе о ней за обедом, уже не помнишь?

Джейн помотала головой. Не обращая внимания, Сирин продолжала:

— Эту лекцию читают только раз в десять лет. Остальное время лектора держат в катакомбах, запечатанными в кувшин с оливковым маслом.

— Да ладно.

— Серьезно. Я знакома с лаборантом, который помогал его процеживать.

На кафедру поднялся козлорогий администратор. Он откашлялся.

— В натурфилософии героев очень немного. Однако сегодня я представляю вам не просто героя, но воина, настоящего ученого-берсерка, того, кто предпринял лобовую атаку на самые сокровенные тайны Богини. Когда он и его товарищи двинулись на приступ ее цитадели, они знали, что эта попытка может уничтожить не только их самих, но также верхний и нижний миры. Но это ни на миг не отпугнуло их. Ибо они обладали мужеством убеждений. Их вела интеллектуальная честность. Только один из этого славного отряда вернулся. Теперь он стоит перед нами. Есть ли такие, кто меньше нуждается в представлении, чем мой выдающийся коллега? Позвольте представить вам самого великого из ученых, живое интеллектуальное сокровище и прекраснейший образец в нашем собрании… — (Сирин ткнула Джейн локтем в бок.) — профессора Тарэппла.

В громе последовавших за этим аплодисментов он изящно ретировался на пустой стул, а на помост поднялась сморщенная фигура.

Даже для кафедры глубинных основ, которая, согласно весьма распространенному мнению, довела концепцию свободных искусств до крайности, профессор Тарэппл представлялся фигурой весьма гротескной. Он выглядел как скрюченный огарок: иссохшее, спекшееся туловище с обугленными палочками конечностей. Челюсть у него отвисла, поступь была медленной и болезненной — настоящая энциклопедия старческих немощей.

Он нащупал микрофон. Почерневшие пальцы сомкнулись на нем с негромким «бум». Тарэппл поднял выжженные глазницы к потолку. Джейн сообразила, что он слеп.

— Господа, — произнес он, — ученые и власти предержащие. — Голос у него был слабый и писклявый, но усилители разносили его по всей аудитории. Снизу его голова на костлявых плечах казалась огромной, словно арбуз на столбе забора, готовый вот-вот свалиться. Профессор обеими руками вцепился в кафедру. — Мир мы воспринимаем в трех состояниях, каковые часто могут показаться действующими друг другу наперекор. Это… — Он сбился, почти заглох и с усилием продолжил: — Это… это… во-первых, несомненное состояние. То, как видит ребенок, когда хлеб есть хлеб и вино есть вино. Второе состояние — это… — Он слегка покачнулся. — Это согласованная реальность, тот набор договоренностей, согласно которому мы уславливаемся, что хлеб есть пища, а вино есть дух товарищества. — (Послышались редкие вежливые смешки.) — Третье — это исследуемое состояние, то, с которым имеют дело наши коллеги на магических факультетах, взаимодействие сил, каковое они полагают конечной реальностью. — (Более громкий и искренний смех.) — Однако давайте спросим себя, что лежит за всеми тремя? Каково истинное состояние того, что мы могли бы назвать гиперреальностью? — Долгое молчание. — Первый слайд, пожалуйста.