Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов

— Сука! Шлюха! Убери свои грязные когти от моего милого!

— Забирай. Мне от него ничего не нужно. — Джейн продолжала мыть руки. — Видит Богиня, вы друг друга стоите.

— Как смешно! Знаю я эти твои приколы. — Мартышка заплакала. — Я делала для него такое, чего ты никогда не сделала бы. За миллион лет не сделала бы. Я унижалась ради него.

Джейн закончила споласкивать руки. Она взялась за бумажное полотенце.

— Что ж, продолжай дальше.

— Не говори так. Не смей, черт тебя подери! Предупреждаю тебя.

Мартышка споткнулась и зашаталась. Она ухватилась за край раковины, чтобы удержать равновесие.

— С тобой все в порядке? — осторожно спросила Джейн.

— Мне вдруг показалось, что у меня…

Мартышка затрясла головой. Она явно утратила нить того, о чем говорила, и конвульсивно передернулась. Затем вытащила из кармана жакета завернутый в салфетку предмет.

— Посмотри. — Она развернула салфетку, внутри лежал стеклянный единорог. Она поставила его на полку над раковиной. — Крысякис купил мне это на нашем первом свидании. — Грустная маленькая безделка поймала световой луч, и он затрепетал в танце. — А тебе он что-нибудь когда-нибудь покупал?

— Ничего.

— Будь я проклята, ничего! — Мартышка торжествующе схватила единорога.

Он рассыпался у нее в руке.

Джейн испуганно отступила на шаг. Мартышка застыла, как под гипнозом, выставив перед собой руку. Кровь с пальцев стекала на пол.

— Это маленький шаг для человека, — сказала она, — и огромный для… [8] Здесь и далее трансовый бред персонажа представляет собой отрывки из прямого репортажа американского астронавта Нила Армстронга с поверхности Луны.

Она запнулась, икнула, и изо рта у нее пеной выплеснулись рыбьи глаза. Рвота залила блузку.

— Мартышка?

— Грунт мягкий, рассыпчатый, он тонким слоем налипает на мои подошвы и щиколотки, как угольная пыль. — Голос, шедший изо рта у Мартышки, не походил ни на что когда-либо слышанное Джейн, — хриплый и искаженный помехами, он словно вещал за много сотен тысяч миль отсюда. — Я вижу следы от моих ботинок, они в мелких песчинках…

Она еще глубже погрузилась в транс, зрачки у нее сжались, поглотили радужки и пропали, отчего глаза у Мартышки стали молочно-белыми. Она не сопротивлялась, когда Джейн, совладав с ужасом, подвела ее к раковине и подставила кровоточащую ладонь несчастной под холодную воду.

— Очень мягкая поверхность, — произнесла Мартышка.

В сумочке у Джейн нашелся чистый носовой платок, она перевязала Мартышке ладонь, надеясь, что в порезах не застряли осколки.

— Но иногда, щупая зондом наугад, я натыкаюсь на очень твердую поверхность.

— Твердую поверхность, — повторила Джейн.

Она смочила бумажное полотенце и обтерла Мартышке рот. Зашумела сливаемая вода, и из кабинки вышла русалка. Она смерила их подозрительным взглядом и ушла, не помыв рук. Перед Джейн встала проблема: оставлять Мартышку одну или забрать с собой.

Она направилась было к двери, затем вернулась к маленькой скрючившейся фигурке, снова шагнула к двери. Не уйти.

Наконец она вздохнула.

— Я забираю тебя домой, Мартышка.

Та сонно кивнула.

— Это будет самый исторический телефонный звонок в мире.

Велосипед Мартышки стоял там, где она его оставила, — у стены, а велосипед Джейн оставался на парковке неподалеку. Мартышка была не в том виде, чтобы ехать самостоятельно, но, к счастью, в седельных сумках нашелся ремонтный набор. Джейн достала разводной ключ и ловко соединила оба велосипеда поперечными планками, совместила передачи, заклинила педали и избавилась от второго руля. Вскоре у нее получился четырехколесный драндулет с сиденьем для пассажира сзади и седлом водителя спереди. Так, с еле живой Мартышкой, кое-как пристроенной за спиной, Джейн отправилась в путь.

После двух лифтовых пересадок они снова оказались в Хабундии, у двери своей комнаты. Мартышка трупом соскользнула с сиденья, споткнулась и едва не упала. Джейн открыла дверь и, ухватив соседку за ворот, подтащила ее к кровати. Толчок — и та уже лежала ничком на стеганом одеяле.

Джейн закинула Мартышкины ноги на кровать и перекатила соседку на спину. Лицо у горемыки было серое, но когда Джейн поднесла палец к ее ноздрям, то почувствовала теплую струйку дыхания. Он стащила с несчастной туфли и начала расстегивать пуговицы на одежде. Затем передумала. Хватит с нее и этого.

Десять минут она возилась с велосипедами — отсоединила и убрала на место. Покончив с этим, Джейн почувствовала себя слишком измотанной, чтобы заниматься учебой. Сидя на краю постели, она брезгливо уставилась на соседку.

Раздался стук в дверь.

— Да кончится когда-нибудь этот дурацкий день?! — Джейн широким шагом подошла к двери и распахнула ее. — Что надо?!

Снизу ей улыбнулся жизнерадостный блуждающий огонек.

— Билли Бука ждет тебя в вестибюле. У него в кармане банан, которым он, по-моему, собирается тебя угостить.

— Ага, хорошо, можешь сказать ему…

— Он велел сказать тебе, что вещь, которую ты просила, у него.

— О!

— Так что мне ему передать?

— Черт! — Джейн устала. Она была измучена и сердита и решительно не настроена общаться. Такой момент мог выбрать только Билли. — Скажи ему — я спущусь, как только найду смену белья.

— Ты хочешь, чтоб я ее сам надел?

— Нет. Я. — Она отложила блузку и повернулась к Билли спиной. — Помоги мне с лифчиком, а? — Пока он справлялся с маленькими крючками, она спросила: — Трудно было ее украсть?

— Я добыл тебе эту гребаную куртку, остальное неважно.

— Билли! — удивилась она. — Это звучит совсем не похоже на тебя.

— Извини, это просто… не знаю. — Смущенный и пристыженный, Билли принялся сосредоточенно расстегивать пуговицы на рубашке. На короткий миг он вырос в глазах Джейн. А теперь снова уменьшился до прежних размеров. — Просто не хотелось, чтобы все произошло так.

— Это сделка, забыл?

Джейн смотрела на него со смесью вины и насмешки. Какой он мокрый и безнадежный! Но она старалась не подавать виду.

— Иногда людям хочется того, чего им хотеть не следует, — ласково сказала она. — Я доверяю тебе, Билли.

Затем, когда он не ответил:

— Будет хорошо. Обещаю.

Подрыгав ногами, она сбросила джинсы. Билли стащил свои и положил их на тумбочку. Они оба остались голые.

— Дай мне ее, — сказала она.

Комната Билли напоминала коробку, а скудная обстановка — сценическую декорацию. Ни коврика на полу. Ни плакатов на стенах. Кровать, тумбочка, стул, лампа. Небольшая стопка учебников на тумбочке рядом с лампой. При задернутой занавеске и приглушенном верхнем свете полное ощущение паузы перед началом спектакля.

Билли подошел к шкафу в стене и извлек летную куртку Пака. Запах узнавался безошибочно.