Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов

Дверь закрылась. Гальяганте гневно шагнул вперед. Взгляд его был ужасен, он казался воплощением силы. От эльфийского владыки поднялся ветер. Он яростно хлестал Джейн, отбрасывая ей волосы назад. Она выставила перед собой Руку Силы. Ее огоньки затрепетали, прилегли и погасли.

Джейн попыталась отступить, но проклятый подсвечник держал ее в плену.

— Хозяин! Спаси меня!

Она едва соображала из-за его воплей.

— Я тебя знаю. — Гальяганте, хмурясь, навис над ней. — Студентка… алхимик, не так ли?

Он щелкнул пальцами, и подсвечник умолк. Ветер стих.

С удивительной нежностью он снял у нее со спины рюкзак и пошарил в нем. Банкноты он аккуратно собрал в стопку и отложил. Оставив рюкзак на столе, запустил руки к ней в карманы и вынул драгоценности.

Джейн даже не пыталась сопротивляться. Она попалась.

— Думаю, это шанс. — На губах его огоньком промелькнула загадочная улыбка. — Но какого рода?

Он оглядел ее с головы до ног и продолжил задумчиво:

— Что бы мне с тобой сделать?

Глаза Джейн непроизвольно наполнились слезами.

— Отпустите меня, — прошептала она.

Гальяганте поднял Руку Силы и с удивлением начал ее рассматривать, цокая языком.

— Не порти хорошее впечатление, — сказал он грубовато. Затем положил Руку Силы и протянул ладонь, чтобы расстегнуть молнию на куртке Пака. Запах застарелого пота хлынул оттуда волной. — Что это?

Эльф расстегнул две верхние пуговицы у нее на блузке и снял с шеи икеевскую чайную ложку.

— Ого! — Не скрывая своего восхищения, он покачал шнурок с ложкой на пальце. — Представляю, что я должен был бы…

Щелкнула дверь в спальню, и на пороге появилась обнаженная и растрепанная фигурка.

— Когда ты… — Она осеклась, и потрясенный голос спросил: — Джейн?

Гальяганте напрягся и, не оглядываясь, рявкнул:

— Жди меня в спальне! Закрой за собой дверь!

Она послушалась.

— Это была Сирин, — сказала Джейн.

— Забудь о ней. — Выражение лица у эльфа сделалось отстраненным, чуть рассеянным, словно он колебался на пороге решения. — У нее своя судьба. Подумай о собственной. — Затем резко рассмеялся. — Я намерен отпустить тебя.

— Спасибо, — скромно произнесла она.

— И собираюсь сделать тебе предложение.

Джейн вздрогнула, но промолчала.

— Если ты переживешь Десятину — а, судя по твоему виду, это очень большое «если», — приходи в мою контору и потолкуй с моими людьми. У меня найдется для тебя работа. Выгодная работа. Даже приятная, по некоторым меркам.

Он снова щелкнул пальцами, и подсвечник отпустил ее. Она отступила на шаг, потирая локоть. Рука не слушалась и болела.

Гальяганте вернул рюкзак, но оставил ложку себе. Жестом указал ей на лифт.

— Теперь можешь уйти. Только, пожалуйста, обычным путем.

Затем поднял канделябр и кинул его подменышу. Она машинально его поймала.

— Вот. Возьми. В залог серьезности моих намерений.

Еще до прибытия лифта он вернулся в спальню. Джейн смотрела, как за ним закрывается дверь, а потом отправилась домой.

На другой день Джейн сидела на лекциях как лунатик. Наступила оттепель, и студентам велели повсюду отворить окна. Внутрь хлынул свежий, ледяной воздух, замораживая термостаты, заставляя батареи шипеть паром от бешенства в тщетных усилиях выровнять температуру. Мелкие восходящие потоки теплого воздуха шевелили бумаги и пускали по коридорам маленькие пыльные смерчи.

Это было бы приятно, не чувствуй она себя настолько оторванной от реальности. Все казалось далеким, будто во сне, словно она призраком блуждает по миру, значимость которого для нее стремительно тает. Долго так продолжаться не могло. Вскоре что-то должно было лопнуть. Может, сегодня наступит Десятина и положит конец этому подвешенному состоянию? В то же время все обстояло так ужасно, что она просто не могла заставить себя думать.

Даже когда в буфете студенческого центра в очередь за ней пристроился Крысякис и изобразил большой влажный поцелуй, она просто пожала плечами и отвернулась. Мельком заметила появившееся у него на лице гадкое выражение и попыталась встревожиться. Даже специально не придумать средства вернее, чтобы разозлить его.

Однако куда деваться? Наступил момент, когда ей сделалось все равно.

Джейн отнесла поднос на пластиковый стол под терновым деревом в кадке и села. В колючих недрах, перескакивая с ветки на ветку, сновал сорокопут. У стола стояли четыре стула. Крысякис плюхнулся прямо напротив Джейн. Она уставилась в тарелку с салатом.

— Тебя сюда не звали.

Наглец вонзил вилку в жирную сосиску и помахал ею у нее перед носом.

— Ты заболеешь, если будешь есть всю эту зеленую дрянь. Тебе надо положить мяса в рот. — Он откусил кончик и, жуя с открытым ртом, продолжал: — Вот что я тебе скажу. Почему бы тебе не присоединиться сегодня к нам с Мартышкой на легкий полуночный перекус? Мы бы нарастили тебе мясца на косточки. Влили бы в тебя немножечко протеинов.

Джейн отложила вилку.

— Если ты не можешь…

На стул рядом с Джейн внезапно скользнула Сирин и с ходу заявила:

— Я должна объяснить тебе насчет прошлой ночи. Просто чтобы у тебя не сложилось неверного впечатления.

Сегодня волосы у нее были стянуты в тугой хвост, а из косметики было только чуть-чуть белой помады и тени в тон. Черная водолазка. Ей шло.

— Думаю, я все достаточно хорошо поняла.

Крысякис откашлялся.

— Мне тоже приятно видеть тебя, Сирин, — громко произнес он.

— А, К'cяк. — Она едва глянула на него. — Ты не знаешь, каково это — иметь аппетиты, которые… ну, может, они не особенно респектабельные, но они мои. Ты же понимаешь, правда? Они часть меня — я не могу от них отмахиваться.

Смущенная, потому что Крысякис ловил каждое слово, Джейн ответила:

— Ты не обязана разъяснять мне, почему тебе нравится Гальяганте. Разным людям нравятся разные вещи. Я в состоянии это понять.

— Нравится Гальяганте! — Сирин рассыпалась серебристым взрывом изумленного смеха. — Откуда ты такое взяла? Гальяганте не имеет к этому никакого отношения.

— Дело не столько в личности, сколько в идее доминирующего самца, — встрял Крысякис. — Это все феромоны, которые мы испускаем.

Сирин отмела его замечание легким взмахом ладошки. Просто великолепно, как колкости Крысякиса отскакивали от нее.

— Мне нравится, как он со мной обращается. Нравится, как я себя при нем чувствую. Подвернись более удобный в этом отношении вариант, Гальяганте стал бы уже историей. Но, готова спорить, новый окажется ничуть не лучше. С подобными типами всегда так.

— Не узнаешь, пока не попробуешь меня. Может, я лучше.

— Сирин, зачем ты мне все это рассказываешь?

Джейн ни за что не стала бы вести себя так открыто, рассказывая свои секреты в чьем-то присутствии — тем более Крысякиса! — словно мнение окружающих вообще не имеет значения. Будто они не могут воспользоваться услышанным.