Лиза Истомина - Записки рыжей эльфийки [СИ]

— Ты! — прошипела Мила, все-таки нашаривая что-то там за своей спиной. Интересно-интересно, что же она нашла? Комнатка у нее махонькая, на полу ничего не стоит. Может, из пространственного кармана вытянула? Да, скорее всего. — Это ты его у меня украла! — И замахнулась на меня бронзовой статуэткой дракона.

Где-то я сего дракончика уже видела… Вот только где?

— А скажи-ка мне, провидица-пифия, ёлки-палки, — с милой улыбочкой начала я, — какой сейчас год на дворе?

Пифия аж статуэтку опустила и рот разинула. Эк ее изумило! Экая я молодчина, а!

— Д-две… две тысячи десятый, — проговорила она.

— А месяц? — вновь интересуюсь я как бы невзначай.

— Июнь.

Я ушла к Тецуо летом. Где-то в начале июня. И-и-и… Следовательно, с Россом тоже познакомилась в начале июня. Вот только когда? В какой день?

— Я не забирала его себе.

Мила мигом гневно сощурилась:

— А вот не надо сказки рассказывать! — прокричала Алконост. — Ты думаешь, я не знаю, какая судьба вас двоих ждёт? Думаешь, не знаю, как он из-за тебя страдать будет?

Пришла моя очередь щурится. Ой, не нравятся мне её разговоры, ох, как не нравятся…

— Ты о чём, дорогая? — с притворным любопытством вопросила я. — Пояснить не хочешь?

Мила высокомерно вздёрнула подбородок.

— Убьют тебя, Демиург, — совершенно серьёзно сказала девушка, сложив руки на груди. — Магии лишат и убьют. До войны ты погибнешь, после того, как повторно поседеешь. А Росс всю жизнь себя только винить будет. Любит он тебя, недалёкую, ты же его в Ад сведёшь. Ведь ты умрёшь, а он один на земле этой мучиться станет. Ни меня вновь не полюбит, ни на другую ни разу не глянет. Всю жизнь только тебя в сердце будет носить. И захочет — не погибнет.

— Ты говоришь чепуху, — уверенная в своих словах сказала я. — Мы сможем переломить Маб, и оба останемся живы.

Но Алконост лишь горько усмехнулась.

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Но когда проиграешь в вечной схватке с зеленокрылым, меня не вини. Сама из Мира уйдёшь, по собственной воле. И не я тебе судией буду, и не Осирис, и не Аид. Сама во Флегетон упадёшь, в Лете искупаешься, водами Стикса захлебнешься. Сама. И никто тебя в этот раз не спасёт, помяни слова мои, королева эльфов. Недолго тебе жить да праздновать осталось.

Она… откуда она поняла?

Я смотрела на Милу большими глазами, мимолетно отмечая участившееся сердцебиение.

И это я ведьма! Я колдунья! Да вы на нее посмотрите! Она ж… Она ж…

Слов нет.

— Верни меня в мое время, — приказала ей я. — Я знаю, ты умеешь.

— Я могу стереть тебе память, эльфийка, — высокомерно выплюнула Мила. — А вот вернуть тебя в твоё время… Нет, здесь я бессильна. Но я с удовольствием выкинула бы тебя куда-нибудь в восемнадцатый век. — На красивом лице промелькнула хищная улыбка. — Чтоб неповадно было чужих женихов отбирать.

Вдруг ее прервали. От прозвучавшего голоса я вздрогнула, обернулась и… онемела.

— Ну, здравствуй, моя дорогая Лиза-сан. Я думал, ты придёшь раньше, — с той самой знакомой мне улыбкой произнёс мастер Тецуо.

На миг я тормознула — ведь его убили! И только потом до меня дошло, я вспомнила, что попала в прошлое, за несколько лет до знакомства с ним.

Не значит ли это, что японец знал обо мне намного раньше, нежели только месяц или два?

Лёгкий кивок, ехидный блеск глаз — всё это дало мне понять, что я права.

— Мастер… — слабо выдохнула я. — Вы… пришли.

— Я всегда прихожу на помощь страждущим, Лиза-сан. Ты же мое любимое детище.

А-а-а, держите меня семеро!

Я сейчас растекусь сопливой лужицей от таких слов!

— Мы обязаны это сделать, — вдруг тихо проговорила Мила, прикрыв глаза. — Говорите быстрее, Рю-Тецуо, и я проведу ритуал.

Японец-мудрец неодобрительно покачал головой. Та-ак, я что-то не поняла! Что за фигня творится?..

В ожидании ответа перевела взгляд на наставника.

— Я понимаю, Лиза-сан, что ты хочешь знать, как можно больше, — он горестно вздохнул, — но сделать я ничегошеньки не могу. Афина ясно выразилась.

Афина? И здесь она? Да за какие прегрешения меня так "жалуют"? Почему богиня справедливой войны и ремесел меня так не любит?

Новость настолько ошарашила меня, что на некоторое время я выпала из реальности и прослушала много чего интересного (наверняка). Но меня вернули, причем не особо вежливо. Толкнув вашу покорную слугу в плечо, Мила задиристо взвизгнула:

— Слышь, Илзи! Память, стертую, хочешь?

— Что-о? — в свою очередь закричала я. — Не… не надо! Мне одного раза хватило.

А Алконост лишь рассмеялась. Вот теперь пойди да пойми ее, славянку.

Рита Рей.

— Но Вам же интересно, сеньорита Рей. Я бы на Вашем месте не отказывался. — Немного покачиваясь, Жинн ехал напротив меня в карете. Черные-черные глаза прожигали насквозь, они будто буравили в моей голове дырку, чтобы беспрепятственно прочесть все мысли.

— Хм, я бы на Вашем месте даже не предлагала, — фыркнула.

Он хотел помочь мне разобраться с Винаром, представляете? Да я когда узнала, аж дар речи потеряла!

А все началось с того, что вышеназванный, перед отъездом вытащив меня в коридор, зажал бедную вейлу в углу и попытался доказать, какой он… хороший, пусть будет так. Я же в свою очередь попыталась отбиться. Получилось, конечно, не очень… Но что поделать.

И как назло (а кому — как счастье), из-за поворота вывернул тот самый шаман, насвистывающий веселую песенку и совершенно не желавший спасать неугомонную девицу, то есть меня. По крайней мере, я так думала.

На деле же всё оказалось с точностью да наоборот.

Вот теперь меня уламывали на "продолжение банкета" — кое-кто разошелся и захотел раскрасить бедному парню мор… физиономию получше.

Но вопреки моему воображению, шаман не стал настаивать. В нём просто проснулся жгучий-жгучий интерес:

— Расскажите что-нибудь из Вашей жизни, — попросил он внезапно.

Любопытно-любопытно… С какого такого перепугу я еще рассказывать что-то должна? Фи!

— Я Вам не доверяю, — честно призналась.

— Уж поверьте, смеяться не буду.

Я вновь фыркнула. Как меня все достало… А ведь поездка только началась…

А с другой стороны, чего мне бояться? Хуже, чем сейчас, быть уже не может. Как говорили наши попаданцы: попытка — не пытка.

— Я не знаю своих родителей, — закинув ногу на ногу, заговорила я спустя некоторое время. Естественно, я врала: — Опекуны говорили мне, что мама привезла меня к ним уже полугодовалой и бросила. Якобы она заплатила за это двумя серебряными кольцами. Я спрашивала у них, откуда такие недешевые вещи взяла мать, но они отвечали всегда одинаково — мол, украла, воровка мелкая, на самой-то ничего не было, с чего бы там взяться таким печаткам! К слову, кольца они мне так и не отдали. — "Ага, не отдали. Их и не было никогда-то", — мысленно добавила я, хихикнув. — До восьми лет я работала у них. Мыла, стирала, убирала. Следила за домашним хозяйством. За всю работу мне выдавали корку хлеба, не всегда свежую, и стакан ледяной воды. Три года подряд я болела оспой, меня никто не лечил. Сейчас я знаю, что всю болезнь стоически помогала мне выдерживать внутренняя и еще скрытая магия, но тогда это было ужасно. Меня били, ругали, оставляли без одежды на морозе. Я терпела.