Урсула Ле Гуин - Миры Урсулы ле Гуин. Том 7

Здесь, в Чумо, вечно кур полным-полно.
И эти куры умные настолько,
что говорят совсем как сами люди:
«Кач-кач-качалка, ко-ко-корзинка!»
Да ведь и люди в Чумо умные, как куры!

На Нижнем-то конце такие умники живут,
что хитрецами их не зря прозвали:
вам сварят пиво из чего угодно,
хоть и дерьмо собачье в чан свой соберут.

Чем крепче ум, тем крепче и напиток.
Вот в Чумо, например, в почете пиво,
такое крепкое, что крепче не бывает,
но вот мочой кошачьей от него воняет!

Сразу ясно: ты из Нижней Долины!
Ведь недаром с утра ты талдычишь
все одно, словно сука
с кобелем перед «свадьбой».

Был тут в Чумо человек,
очень умный человек:
мысль ему явилась раз,
да исчезла в тот же час.

Разбитые старые ступни
да острые тощие колени
торчат над этой корзиной
пред старыми моими глазами.
А новую эту корзину
плетут мои старые руки.
Ах, старые мои ноги,
далекий путь прошли вы,
чтобы корзинка эта
здесь возле вас стояла.
Ну что же, торчите рядом
с моею новой корзиной
и пойте мне новую песню,
мне, той самой старухе,
что вам свою жизнь пропела.

Коршун с криком кружит в небесах.
Клещ впился мне в голову за ухом.
Но если и я воспарю, как коршун,
значит, придется и кровь сосать,
клещу уподобляясь?
О вы, холмы моей родной Долины,
уж больно жить средь вас непросто!

О, как же это делают они,
певцы, сказители, танцоры,
творящие перед глазами чудо?
Они ныряют в пропасть меж мирами,
пусты их руки, но они вернутся
и принесут нам множество вещей!
Уходят молча — и приносят песни;
уходят в паутину лабиринта,
но возвращаются — и знают Путь отлично.
Уходят в страхе, безобразные, хромые —
и возвращаются прекрасными, как пума,
как краснокрылый ястреб, что парит высоко.

Так, значит, вот где черпают они свое дыханье:
в той страшной пропасти, что мир наш окружает!
Их руки, видно, стали ее Стержнем,
другие люди там дышать не могут.
Но выше всяческих похвал артисты!

О да, они обычные артисты,
они используют свое великое терпенье,
и страсть свою, уменье, труд безмерный,
и снова труд — и суд.
Стремясь уравновесить ум и назначенье,
свою настойчивость, свое упрямство,
свою печаль и радость в действиях на сцене,
они все ближе к пропасти подходят,
понимая: там миры соединятся.
Они подходят не спеша, кругами,
как коршуны, что сверху наблюдают,
как чуткие койоты — осторожно.

И, заглянув в ту пропасть, видят сердцевину мира
и, суть вещей поняв, ее нам преподносят,
хоть жить в той пропасти им тоже невозможно.
О, выше всяческих похвал артисты!
Ну да, они артистами зовутся,
и похвалы в награду им довольно
за тяжкое соревнованье в мастерстве.
А может, мы ошиблись с вами?
А вдруг пупом Земли им кажется живот набитый?
А вдруг они бездельники и трапезу считают
за работу?
А может, это лишь отбросы?
Лишь то, что коршун и койот вчера на завтрак
не доели?

Ах, музыканты из Тачас Тучас
делают флейты из речек,
делают из гор барабаны.
Звезды выходят послушать.
Люди в Домах Небесных
двери распахивают настежь,
окна на Радуге открывают,
чтобы слышать дивных музыкантов
из нашего города Тачас Тучас.

Ох, музыканты из Тачас Тучас
из своих носов делают флейты,
а из ягодиц — барабаны.
Даже блохи спасаются бегством,
а в Мадидину все закрывают двери,
а в Синшане все затворяют окна,
едва лишь заслышат тех музыкантов
из славного города Тачас Тучас.

Послушайте, о люди Четвертого и Пятого Домов,
а также Дома Первого!
Послушайте, сажальщики и земледельцы,
садовники и виноделы,
пастухи и овцеводы.
Прекрасны и щедры ваши искусства, они
приносят много пользы,
но и опасность в них таится.
А вдруг среди маисовых метелок вон тот мужчина
скажет:
ведь это я пахал и сеял, а стало быть, мое все это.
А вдруг среди тучнеющих овечек та женщина
оглянется и скажет:
ведь это я растила их, кормила — мои то овцы.
И в борозде зерно рождает голод.
И за оградой пастбища дрожат телята.
Амбар доверху полон нищетою.
И жеребенком взнузданной кобылы стал гнев.
Плодом оливы мирной стали войны.
Остерегайтесь же, о люди Домов обоих Кирпичей
и Дома Первого!
Заглядывайте в дикие края, опасно жить
лишь на возделанных полях.
Вступите в гущу медоносных диких трав, под сень
дубов, что желудей полны,
вкусите сладость корня, добытого под камнем.
Пусть рядом будут горные олени, и рыбы из реки,
и перепелки с луга,
пусть станут они вашей пищей — ведь и вы
когда-нибудь ею станете.
Смотрите: вот они, вокруг вас, но вам они
не служат.
Кто ж их хозяева? И чем они владеют сами?

Вот это — горы пумы,
а этот холм принадлежит лисице,
а это дерево — совы обитель,
а этот ход ведет в мышиную нору,
а в этой заводи гольян хозяин —
и все это одна и та же местность,
твоя Долина.
Найди свое в ней место.
Здесь нет оград, но есть запреты.
Здесь нет войны, но умирают,
да, умирают тоже, к сожаленью.
Иди ж, охоться — на себя ты поведешь охоту.
Иди — и отыщи себя в траве, в земле и на ветвях
деревьев.
Иди ж, ложись, спи сладко на земле Долины,
которую своей ты не считаешь,
которая, однако ж, в крови твоей растворена.

Бозо-птичка в красной шапке,
в черных-черных-белых перьях,
туки-туки-туки-туки Бозо-птичка на дубу
ходит-бродит, ходит-бродит, ходит-бродит
по ветвям,
барабанит, барабанит, барабанит трам-там-там.
Туки-туки-туки-туки раз-два-три,
туки-туки-туки-туки вон выходишь ты.

ХОР:
Кругом идем мы, идем вокруг дома,
дом обшарим до дна.
Все горит, горит, горит-догорает
и сгорит дочерна.
СОЛИСТ:
Кто же, ну кто разобьет этот круг наш?
Кто мою руку возьмет?
Кто станет мне сердечным другом
и в танце меня поведет?
ХОР:
Откройте же круг, расступитесь, качнитесь,
ведите его за собой,
все дальше вниз по долинам росистым,
по склонам, заросшим травой.
СОЛИСТ:
И я в вашем танце кружиться стану,
возьмите с собою меня!
Любите меня и со мною танцуйте
в стране закатного дня.