Жанна Лебедева - Властелин Зимы [publisher: SelfPub]

– Я не боюсь, – ответила Вита то ли Ринэнэн…

… то ли зверю.

Сани остановились у водной кромки.

Раскинулась до самого горизонта лилово-голубая, нефритово-изумрудная бездна. Бледная дневная луна отразилась в морской глади. И солнце смотрело на нее, прячась в дымке облаков.

– Дальше поплывешь одна.

– Ринэнэн, прошу тебя, позаботься о моей Ветке, – Вита погладила по головке козленка и бережно передала его оравэтке.

– Хорошо, – согласилась та, пряча козочку под полу плаща. – Обещаю, что буду заботиться о ней до твоего возвращения…

Сани разворачиваются и скользят назад, в кремовую мглу, туда, где расплывчатыми бурыми точками проступают вдали жилища оравэтов. Олени тянут с двойным усердием – им хочется домой.

Вдох-выдох.

Под ногами край земли. Реальный. Узкая полоска берега, покрытая коркой намерзшего льда. И вода под ней.

Черная, как ночь, глубина, смотрит сотнями желтых глазков.

Огни нижних миров…

В этот раз оборот занимает много времени. Вита меняет тело осторожно – осознает каждое движение, каждый миг метаморфозы. Боли нет, и все же одежда и оружие, врастающие в крошечное птичье тельце, рождают не слишком приятные ощущения.

Вита еще не привыкла…

Нырнув в глубину, она вспомнила Гана и мысленно поблагодарила его за то, что научил сохранять оружие и одежду.

Хорошо! Даже щит удалось взять с собой, хоть он громоздок и тяжел. Вита не могла видеть себя со стороны, но ей отчего-то казалось, что ее оружие отражается в цвете птичьего оперения… Так, если приглядеться, получалось у Гана. В тот раз, когда он, показывая замедленно процесс превращения, растворил в крапе леопардовой шкуры очертания сапог, рукавов, плаща…

Хотя, разве сейчас это важно? И почему Вита вообще вспомнила про Гана?

Злилась ли она на него? Нет… Он все верно сказал – она позволила себе немыслимое. Испуг. Подчинение. И все это случилось не просто так. Пусть ведьма не могла колдовать – она использовала иную власть, и Вите хотелось знать причины подобных возможностей…

В воде она пришла в себя и устремилась на север. Зверь внутри одобрительно рыкнул, подтверждая, что направление выбрано верное. Море здесь было особенно тихим и темным. Подводные огни горели ярко, но слишком глубоко, чтобы озаботиться серьезно на их счет…

А кругом вода, вода, вода… И ничего в ней – пусто. Ни рыба не промелькнет, ни бесцветная северная медуза, совсем прозрачная, будто из стекла…

Вскоре появились звуки – заунывные, пронзительные, зовущие. И такие знакомые. Сердце рвалось от них на куски, и на душу наваливалась тоска.

Песнь китов.

Интересно, о чем поют эти великие звери? Вита прислушалась и… поняла, что начинает разбирать слова…

О том, что море бесконечно, и так сложно проплыть его от начала до конца. Ведь никто не знает, где вообще у него конец, а где начало…

О том, как сильна тоска по суше и невиданным лесам ее, пустыням и лугам…

О тех временах, когда все киты ходили по земле.

О самом начале Рассвета.

Вита заслушалась и не заметила, как подошли вплотную киты, как проплыли мимо, сотрясая водную толщу, качая, как крыльями, плавниками…

Их было много. Так много, что и не сосчитать! Все голубовато-серые, облепленные ракушками и клочками водорослей. И лишь один – особенный. Белый кит, похожий на оживший айсберг.

Говорят, все белые звери и птицы служат одному великому духу – Хати-Куоло, Владыке Еи-Тулле-Минулле. Неназванному… Люди боятся лишний раз произносить его земное имя, но каждый раз, проходя мимо белых костей и погребальных костров тихо шепчут себе под нос «Еи тулле минулле». Не приходи за мной.

Белый кит завораживал.

Лишь глаза его были черны, и пряталась в них особая тьма. Та, что зовется забвением. Вечным сном. Концом всего.

Он проплыл так близко, что будь у Виты в птичьей ипостаси человеческие руки, она бы смогла коснуться его.

«Иди за ним, он покажет дорогу», – сказал голос в голове.

«Мне страшно», – призналась Вита.

«Ничего не бойся, моя капелька. Слышишь? Ничего!»

***

Одну за одной кит разменивал мили.

Наверное, ночь должна была настать, но здесь, на другой стороне, ее не было. Неподвижно висели на небосводе солнце и луна и наблюдали безразлично за несущейся вперед маленькой черной точкой.

Птицей.

Она упорно и неумолимо продвигалась вперед. И ничто не могло остановить ее. Ни огромные бледные рыбы с щучьими головами и прозрачной, как слезы, кровью. Ни страшные кальмары, тянущие любопытные щупальца из глубин.

Там, где подводные горы поднимались к самой водной поверхности, Вита опускалась вниз, чтобы взглянуть на россыпи алых и розовых морских звезд, на сады актиний. Полюбоваться замерзшими подводными водопадами и танцем будто наряженных в подвенечные платья медуз.

Это была первозданная, чистая красота, созданная без капли колдовства, без крохи хитрой человеческой мысли.

Мир, каким он, наверное, был еще при Рассвете.

Каким будет еще долго…

Вита не знала, как долго ей нужно плыть, но вскоре она увидела знак.

У горизонта, зыбкая и полупрозрачная, высотой до самого неба, шла Багри-Маро, и из-под брюха ее во все стороны тек туман.

Восемь ног невесомо касались водной кромки. Четыре головы качались в такт, хвост уходил в глубину… Заметив Виту, призрачная лошадь развернула в ее сторону одну из морд, пробуравила крошечную фигурку пустыми глазами.

И пошла дальше.

Вита проводила ее взглядом и к своем удивлению обнаружила, что впереди – за линией, по которой только что прошла Багри-Маро – поднялись айсберги. Выступили из туманной дымки.

Разные были айсберги. Одни – округлые и белые, с нежными очертаниями. Другие – угловатые, хищные, с рисунком черных и серых полос на боках. И один – самый огромный – поднимался над всеми вдали.

Вита поплыла к нему через павшие на воду бледные тени. Было тихо. Лишь волны едва слышно плескали о гладкие бока айсбергов.

Ледяной сфинкс спал, и свита его – сотни острых ледяных глыб – хранила этот сон. Могучая голова, напоминающая человеческий череп, лежала на передних лапах. Острые крылья поднимались над спиной. Глазницы – глубокие пещеры. Одна – освещенная, в золотых прожилках. Вторая – та, что почти у самой воды – хранящая вечный мрак…

Вита выскользнула на почти полностью скрытое под водой гигантское запястье и обернулась человеком, скрыв оружие в небытие, как учил Ган. Застыла, не решаясь сделать новый шаг.

«Ну что же ты стоишь, капелька? Иди вперед. Твое прошлое ждет тебя», – подбодрил внутренний зверь.

***

Глазница ледяного сфинкса была темна.

Она вела в самые потаенные глубины его черепа. Туда, где тайны прошлого хранились в вечности, заточенные в кристалликах льда. Холодный туннель вился лабиринтом, петлял, запутывал. Лишь в самом конце открылся просторным залом. Тонкий лед его купола – затылок сфинкса – пропускал достаточно света, чтобы рассмотреть ровные стены и ледяные зеркала на них.