Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 22

— Каким же будет твой совет?

— Безопаснее всего убить их всех, — сказал Петар. — Может, они и люди, но совершенно точно не христиане — ни католики западной конфессии, пусть даже один из них знает латынь, ни нашей; ни ортодоксальные схизматики, ни отвратительные еретики Богомила, ни даже евреи или пайнимы. — Его голос возвысился, лицо заблестело от пота, несмотря на холодные каменные стены. — Голые, не знающие стыда, беспорядочно совершающие плотский грех... даже у язычников есть хоть какое-то достоинство, какое-то подобие брачных уз... И ничего похожего на молитву, пожертвование Всевышнему, никакого преклонения перед Ним — вот насколько низко они пали!

— Коли сие верно, — мягко заметил Томислав, — то тогда мы свершим худший из грехов, убив их, если вместо этого мы можем привести их к Господу.

— То не в наших силах, — не уступал Петар. — Они животные, у них нет душ, или же вместо души у них нечто худшее, из самого ада...

— Это еще предстоит узнать, — прервал его Иван.

Петар стиснул руку жупана:

— Господин... сын мой, сын мой, разве смеем мы рисковать проклятием, которое они могут навлечь на нас? Святая Глаголитская церковь уже осаждена со всех сторон — папой, которому следовало быть нашим любящим отцом, ортодоксами Сербии и Империи, Богомилом, вдохновленным самим Сатаной...

— Довольно! — рявкнул Иван, освобождая руку. — У меня были веские причины вызвать к себе отца Томислава и попросить его о встрече с теми существами. Нужно ли мне повторить их специально для тебя? Я давно знаю его как человека по-своему мудрого, и он далеко не невежда, поскольку учился в Задаре и потом служил там епископу. А ежели говорить о дьявольщине или колдовстве, то отец Томислав живет там, где люди знают об этом поболее нашего. Его самого коснулось...

Выражение, появившееся на лице Томислава, вынудило воина скомкать начатую фразу и неуклюже завершить ее совсем другими словами:

— Так что, удалось тебе что-то узнать?

Сельский священник помолчал немного, успокаиваясь, и, когда заговорил, его слова прозвучали с подчеркнутой невозмутимостью:

— Возможно, Петар, узнав, что их предводитель немного понимает латынь, обратился к нему слишком грубо. Он имел дело с личностью гордой, страдающей от ран и объятой страхом за судьбу своего народа. И если кричать на него, словно на раба, издеваться над их обычаями, которые не принесли вреда никому, разве что им самим... то как, по-твоему, он себя поведет? Конечно же, он повернулся к Петару спиной. А ты, жупан, поступил на благо всем нам, послав своего лекаря помочь их раненым.

— Ну хорошо, ты вежливо поговорил с их вождем, — сказал Иван. — И что же он тебе сказал?

— Пока немногое. Однако я чувствую, что немногословие его не от нежелания говорить. Его латынь скудна словами и малопонятна из-за сильного акцента. — Томислав хмыкнул. — Признаюсь, моя латынь тоже слегка заржавела, и это не пошло делу на пользу. Более того, мы оказались совершенными чужаками друг для друга. Многое ли можно объяснить за пару часов?

Он открыл мне, что они явились сюда не как враги, а просто в поисках нового дома — на дне морском. — Его слова вызвали меньшее удивление, чем можно было ожидать, потому что внешность морских людей сразу породила всевозможные домыслы и догадки. — Их изгнали из родных мест где-то далеко на севере; я пока не проведал, кто и почему. Он признал, что они не христиане, хотя кто они на самом деле — до сих пор для меня загадка. Он обещал, что, если мы их отпустим, они уйдут в море и никогда не вернутся.

— Солгать нетрудно, — заметил Петар.

— Думаешь, он говорил правдиво? — спросил Иван.

— Да, — кивнул Томислав. — Хотя, конечно, поклясться в этом я не могу.

— Нет ли у тебя догадок о том, кто они такие?

Томислав нахмурился, подняв глаза к небу:

— Гм-м-м... кое-какие догадки есть. Но лишь предположения — кое-что из того, о чем знает или во что верит моя паства, кое-что слышал или читал сам, кое-какой собственный... опыт. Скорее всего я ошибаюсь.

— Принадлежат ли они к смертному миру?

— Их можно убить, как и нас.

— Я не об этом спрашивал, Томислав.

: Священник вздохнул:

— Полагаю, они не Адамовой крови. Но это вовсе не значит, что они зло, — торопливо добавил он. — Вспомни о леших, домовых, полевиках и других безвредных существах — да, иногда они немного озоруют, но нередко становятся добрыми друзьями для бедного люда...

— С другой стороны, — молвил Петар, — вспомни и о вилии.

— Замолчи! — с внезапным гневом гаркнул Иван. — Не желаю больше слышать твое карканье, ты меня понял? Я ведь могу попросить епископа прислать мне другого исповедника.

Он повернулся к Томиславу:

— Извини, старина.

— Я... не настолько... мягкотелый, — слегка запинаясь, ответил сельский священник. — Но в его словах есть толика правды. Кажется, последние несколько лет вилия и в самом деле бродит по окрестностям. Бог да простит злобных сплетников.

Томислав расправил плечи.

— Я считаю, что будет лучше и для нас, и перед Богом, если мы отпустим этих людей, — сказал он. — Отведи их к морю, пусть под копьями стражников, если захочешь, но отведи и пожелай счастливого пути.

-Я не посмею так поступить, если этого не велит мне мой господин, — ответил Иван. — И даже если бы мог, все равно не отпустил бы их, не уверившись прежде, что из-за них никому не причинится вреда.

— Знаю, — согласился Томислав. — Тогда выслушай мой совет. Пусть они и далее останутся твоими пленниками, но будь к ним добр. И отпусти их вождя ко мне домой, так мы лучше узнаем друг друга.

— Что? — взвизгнул Петар. — Не сошел ли ты с ума?

Слова Томислава удивили и жупана.

— Ты по меньшей мере беспечен, — заметил он. — Вспомни, насколько он велик и силен. И когда поправится, то с легкостью сможет разорвать тебя на куски.

— Не думаю, что он решится на подобную жестокость, — негромко возразил Томислав. — Но коли случится худшее, то погибнет лишь плоть моя, а прихожане сразу убьют его. Я же давно не боюсь расстаться с жизнью земной.

В Загруде — деревушке, где жил Томислав — обитало менее сотни христианских душ, семьи которых состояли в близком родстве. От Скрадина до нее был полный день пешего пути, по тропе, шедшей сперва на север, затем сворачивавшей на запад сквозь окружающий озеро лес, но обходящей его воды стороной. Некогда люди расчистили земли возле ручья и поселились здесь, кормились пахотой, рубили лес, жгли уголь, охотились и ставили капканы. Землю обрабатывали общиной, как вольные землепашцы, и, хотя большинство считалось крепостными, с этим никто особо не считался, потому что хорватское дворянство не особенно угнетало своих крестьян, и покидать родные края никто не собирался.