Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 22

Домики деревушки стояли двумя рядами в тени невырубленных деревьев, окруженные хлебными полями. Деревянные, крытые соломой строения на одну или две комнаты покоились на сваях. В них поднимались по лесенке, а между сваями размещались стойла для животных. Улица между домами была или пыльной, или грязной, обильно унавоженной. Впрочем, запах навоза не казался назойливым, разбавленный запахом трав с зеленых лужаек между домами, а на мух летом селяне внимания не обращали. За каждым домом располагался садик с летней кухней.

Рядом с каждой избой виднелся амбарчик — с косой крышей, установленный на очищенных от коры стволах, чьи корни напоминали птичьи ноги, совсем как у знаменитой избушки Бабы-Яги. В сарайчиках хранились инструменты и необходимые мелочи. Рядом с домами стояли ярко расписанные двухколесные тележки. На одном из концов деревенской улицы виднелась небольшая мастерская, на противоположном — часовенка, тоже расписанная причудливыми узорами, ее черепичная крыша переходила в луковицу купола, увенчанного крестом. Мельницы в деревне не было, но фундамент и осевшие останки земляной дамбы указывали место, где она некогда стояла.

Ни в одном из направлений поля и луга не тянулись до горизонта — повсюду их окружал лес. Где-то он подступал ближе, где-то отодвигался дальше, но везде глаз натыкался на мощную зеленую стену с освещенными солнцем кронами и густой тенью внизу. В лесу по большей части росли дубы и березы с примесью других пород, а проходы между стволами густо заросли кустарником.

Ванимену деревня во многом напоминала Элс. Но шло время, и он начал понимать, насколько поверхностным было это сходство.

Дорога сюда, верхом на одолженном муле, оказалась для него сущей пыткой, но в доме Томислава, где для него нашлись кровать и обильная здоровая пища, морской царь начал поправляться гораздо быстрее человека, окажись тот на его месте. Он удивил Томислава и быстротой, с какой осваивал хорватский язык. Прошло немного времени, и они со священником повели настоящие беседы, которые с каждым днем становились все более непринужденными. Когда же его перестали бояться селяне, он познакомился и с ними, немало узнав об их жизни.

Ванимен сидел рядом с Томиславом на скамье под навесом крыши. Было воскресенье, когда люди отдыхали после богослужения. На уборке урожая священник работал наравне с остальными, а Ванимен, уже выздоровевший, помогал ему если и не умением, так силой.

Лето постепенно переходило в осень. Зелень листвы поблекла, в кронах деревьев уже мелькали первые коричневые, красные или золотые пятнышки. В выцветшем небе тянулись стаи гусей, чьи крики наполняли душу безмолвной тоской, а когда солнце скрывалось за вершинами деревьев, ветерок, прохладный летом, становился холодным. Большинство крестьян отдыхали дома, а редкие прохожие запросто окликали Томислава и его гостя. Все успели привыкнуть к Ванимену — одетый по-крестьянски, он, если не присматриваться к его босым ногами, мог запросто сойти за человека могучего сложения.

Оба потягивали пиво из деревянных чашек и успели немного захмелеть.

— Вы добрые люди, — заметил Ванимен. — Жаль, что не в моих силах помочь вам жить лучше.

— Такие желания, — с пылом ответил Томислав, — и заставляют меня думать, что ты и в самом деле можешь получить благодать Божью, коли сам пожелаешь.

Ванимен, когда его недоверие к людям рассеялось, давно стал откровенен со священником. Томислав же, посылая с мальчишкой свои отчеты Ивану, кое-что смягчал или опускал в рассказах Ванимена.

— Я не лгу ему, — объяснял он Ванимену, — просто не хочу усиливать враждебность против вас.

Сам же Томислав пытался разъяснить Ванимену, в какой стране они оказались. У Хорватии и Венгрии был единый монарх. Щедро наделенная природой, с многочисленными портами для торговли с другими странами, Хорватия сама по себе представляла важное и ценное владение. Ее величие возросло бы еще больше, если бы крупные племенные кланы страны не находились постоянно на грани войны, а иногда и переступали эту грань. Увы, едва такое случалось, иностранцы — чаще всего проклятые венецианцы — сразу начинали ловить рыбку в мутной воде и захватывать чужие земли. Сейчас в Хорватии преобладал мир, а союз Субича и Франкапана дал сильных правителей на территориях подвластных им септов. Самая большая власть в руках графа Брибирского — Павле Субича, который добился должности бана, то есть правителя провинции. Правда, его провинцией стала вся страна. Иван был родственником Павле.

Нынешним вечером Ванимен, избегая беседы на темы веры, сказал Томиславу:

— Воздержание и бедность очищают душу, но тяжелы для тела и ума. Ведь у тебя нет даже домоправительницы.

Женщины деревни, соблюдая очередность, приходили наводить порядок в домике священника, но никто из них не мог уделить этой работе достаточно времени или усилий. Томиславу частенько приходилось самому готовить еду — у него это неплохо получалось, потому что священник любил поесть — и наводить чистоту. В своем садике и пивоварне он всегда работал сам.

— Если честно, то я в ней не нуждаюсь. Мои потребности просты, а свою долю веселья я и так получаю — увидишь, когда мы устроим праздник урожая. — Томислав помолчал. — И моя земная ноша даже полегчала, когда умерла моя жена. Она долго и безнадежно болела, а я за ней ухаживал. — Он перекрестился. — Господь призвал ее к себе и исцелил. Наверняка она сейчас в раю.

— Так ты был женат? — удивился Ванимен. — Я знаю, что когда-то священники женились, по крайней мере в наших северных краях, но уже много поколений не встречал женатого священника.

— Да, мы католики, но глаголитской конфессии, а не римской. И хотя папы в Риме всегда недолюбливали нас, все же не считают нас еретиками.

Ванимен удивленно покачал головой:

— Я, наверное, никогда не пойму, почему вы, люди, ссоритесь из-за таких пустяков — зачем и для чего, если вместо ссор вы можете наслаждаться этим миром. — Увидев, что Томислав не склонен начинать спор, Ванимен продолжил: — Расскажи мне лучше, если желаешь, о своей жизни. Я о ней до сих пор почти ничего не знаю.

— Да что о ней рассказывать? — отозвался Томислав. — Самая обычная, скучная жизнь. Вряд ли она заинтересует тебя, ведь ты за долгие столетия увидел больше удивительного, чем я могу представить.

— Нет, ты не прав, — возразил Ванимен. — Ты столь же странный для меня, как и я для тебя. И если ты позволишь мне заглянуть внутрь себя, я смогу увидеть... не только как именно племя Адама утвердилось на земле, но и почему...

— Ты сможешь увидеть промысел Божий! — воскликнул Томислав. — Ха, ради такой возможности стоит открыть тебе свою душу. Хотя не так уж и много в ней сокрыто. Хорошо, я начну, а ты спрашивай, о чем захочешь.