Макс Фрай - Все сказки старого Вильнюса. Продолжение

– Как будто в другие дни нельзя.

– Да можно, конечно. Просто не так интересно.

Аргумент.

– Устала? – спрашивает Аль.

– Вроде нет. А надо было?

– Ни в коем случае. Усталых гостей отвозят домой, укладывают в постель, и они спят до утра, как глупые дураки. В то время как половина третьего ночи – лучшее время для первой прогулки по городу. Просто идеальное.

– А почему именно половина третьего?

Честный ответ звучит так: «Потому что сейчас уже почти четверть этого самого третьего, а ехать до центра как раз десять-пятнадцать минут, вот и считай». Но это очень скучное объяснение. Придется положиться на импровизацию.

– Сама увидишь, – Аль переходит на таинственный шепот, который отлично компенсирует полное отсутствие мало-мальски оригинальных идей.

– Ладно, – кивает Саша. – Значит, буду смотреть очень внимательно.

– Ну уж нет, – бормочет Анна.

Она буквально ловит себя за шиворот при попытке повернуть в сторону дома.

Четыре квартала – это не прогулка. Ради четырех кварталов и кеды шнуровать не стоило. А что на часах уже начало третьего, так это не новость. Если выходишь из дома в два пополуночи, не следует рассчитывать, что вдруг снова сделается всего девять вечера. Например.

Ты этого несколько лет хотела, – ехидно напоминает себе Анна. – Вот и наслаждайся теперь на всю катушку. Пошла гулять, значит гуляй.

И, потрясенная собственной неумолимостью, прибавляет шагу, сворачивает на Тоторю, идет, удаляясь от своего дома, как пешеход из школьной задачки, со скоростью пять километров в час.

Или даже шесть.

– Отличный балкон, – говорит Тони.

– Да, ничего себе, – вежливо соглашаюсь я.

Вообще-то у меня несколько иные представления об отличных балконах. Возможно, еретические. В частности я считаю, что на отличном балконе должны помещаться как минимум два удобных кресла. А на этот кое-как влезла пара колченогих кухонных табуретов. И теперь мы чинно восседаем на них, стараясь не размахивать руками, я – правой, Тони – левой. Потому что если размахивать, локоть неизбежно встретится с плечом собеседника. Или с его подбородком. Или с ухом, как повезет.

Я хочу сказать, здесь чертовски тесно.

– Зато какой вид, – примирительно говорит Тони. – Лучший вид – если не на город в целом, то на Ратушную площадь. И сидим мы при этом практически в джунглях. В засаде. Как вьетнамские партизаны.

Ну, вряд ли все-таки именно вьетнамские. Потому что балкон наш увит не тропическими лианами, а плющом и диким виноградом. В нижних ящиках растут вперемешку декоративные подсолнухи, мелкие гвоздики, укроп и душистый горошек, в верхних пенятся разноцветные петунии. Пахнут они так, что впору потерять рассудок. Собственно именно ради этих зарослей мы здесь и сидим. Тонина подружка умотала куда-то на неделю и оставила ему ключи от квартиры с балконом, чтобы поливал, если не будет дождя. А дождя у нас нет уже третий день кряду. Что, кстати, непорядок. Кое-кто непозволительно расслабился там у себя на небесах.

Середина ночи – наилучшее время для таинственного вторжения в чужую квартиру с целью злодейски вылить густую от дневного зноя воду в черную-черную землю, так считает Тони. И в этом вопросе я с ним совершенно согласен. Утром, днем, даже вечером поливка цветов – обычное рутинное дело, зато ночью – почти приключение. Особенно для того, кому некуда торопиться.

Нам – некуда. По крайней мере, сегодня это так.

Поэтому мы заварили хозяйский зеленый чай, вынесли табуреты на крошечный балкон и сидим тут с видом на Ратушную площадь в компании счастливых мокрых цветов и ночных бабочек, которые летят и летят на огоньки наших сигарет, как околдованные.

– Пожалуй, оставим машину здесь, – говорит Аль, припарковавшись в переулке, узком, как лезвие, под единственным на всю округу бледным лиловым фонарем. – Если ты не против.

– Это и есть центр города? – изумленно спрашивает Саша.

– Самый что ни на есть центр. Не верится? Мне тоже. Меж тем скажем, до Ратушной площади отсюда минут десять неспешным шагом. Можно было проехать еще немного и остановиться прямо там, но мне кажется, пешком гораздо интереснее. Ты же здесь в первый раз. Темные переулки будят воображение, чего не разглядишь, поневоле досочинишь, и любой город в половине третьего ночи окажется таким, каким ты его представишь… Но ты точно не устала? Потому что мы еще возле машины, и пеший поход можно отменить.

– Точно не устала. Не надо ничего отменять. Да здравствуют темные переулки, смутные силуэты и прочая прекрасная неопределенность. Уж я сейчас навоображаю!

– Давай-давай. Ни в чем себе не отказывай.

– Например, вон тот дом, – Саша машет рукой в сторону темного четырехэтажного здания с единственным светящимся чердачным окном. – Сейчас не видно, но на самом деле он изумрудно-зеленый. А соседний – оранжевый. И вместе они выглядят так красиво, что некоторые прохожие каждый день специально делают крюк, сворачивают сюда, чтобы лишний раз ими полюбоваться. А во дворе вон за тем забором, предположим, живет скульптор. Очень талантливый, но пока неизвестный. И там весь двор заставлен его работами, их просто больше некуда девать. Отличные штуки! Такие, знаешь, химеры, слепленные из чего попало на основе старых манекенов – дурацкие и невероятные. Туда бы давно экскурсии ходили, да никто не знает. Это же специально через забор заглядывать надо, а калитка всегда заперта.

– Ничего себе. Теперь я хочу на это посмотреть.

– Да я и сама хочу. Но темно же. Так что придется нам вернуться сюда завтра днем, – смеется Саша. – А вдруг там и правда полный двор химер?

– Я в этом до такой степени не сомневаюсь, что даже камеру прихвачу, чтобы не кусать потом локти, пытаясь сфотографировать их зажигалкой. А ты давай, рассказывай дальше. Что еще сокрыто у нас во тьме?

– Дофига всего тут у вас сокрыто. Даже не ожидала. Например, среди обычных булыжников на мостовой попадаются зеркальные. Сейчас, конечно, не разглядеть, только днем, когда в них отражается небо. А под стенами крепости, конечно же, зарыт клад. Только не золото и сапфиры, как думают все. Знаешь, что там спрятано? Хорошая погода! Если в один прекрасный день найдется мудрец и герой, способный найти сокровище и выпустить его на волю, у вас навек установится лучшая в мире погода, плюс двадцать два градуса круглый год. С ночными туманами, пасмурными утрами и солнечными закатами. И градообразующим предприятием Вильнюса сделается филиал рая для особо заслуженных праведников. Представляешь, сколько сразу появится новых рабочих мест? Были бы у тебя дети, сказала бы: учи их играть на арфе и витать в облаках, верный кусок хлеба в свете грядущих перспектив… Так, что тут у нас еще? Ага, например, ворота на той стороне. Знаешь, почему они заляпаны краской? Каждый вечер сюда приходит красивая старуха с волосами, выкрашенными в зеленый цвет, и рисует на воротах птицу. Каждое утро на рассвете птица улетает. Вечером художница снова приходит, видит, что рисунка нет, вздыхает и рисует еще одну. Она уже много лет собирается остаться до утра и проследить, куда деваются птицы, но ближе к делу начинает зевать и, махнув на все рукой, идет домой спать. А встать пораньше ей тем более не удается. Даже зимой, когда светает совсем поздно.