Карина Демина - Ловец бабочек. Мотыльки [СИ]

Вот так.

Правда и ничего кроме правды.

— Не понимаю.

— Я тоже. Проверка — это отвлечение материальных и человеческих ресурсов. Запросы. Беседы со свидетелями. Он не поленился съездить к твоей тетушке. Та охарактеризовала тебя не лучшим образом.

— Почему я не удивлена?

— Катарина, — Хельги вновь вытащил часы и нахмурился сильней. — Послушай, пожалуйста. Возможно, наши отношения не лучшее, что случалось в твоей жизни, но я не враг тебе. И поэтому прими совет. Уезжай.

— Куда?

— Туда. Пока можешь. Попроси своего князя…

— Он не мой…

— Не важно. Он весьма склонен к необдуманным поступкам. Поможет. Уезжай… даже если ты раскроешь это дело и останешься жива, то… мой друг писал, что там очень холодно, а световой день короткий. Многие сходят с ума не от холода, он терпим, а именно от темноты. Солнце, когда показывается, светло-серое, и небо такое же… без света людям сложно.

— Ты намекаешь…

— По-моему, я прямо сказал. Тебя закроют. Поэтому беги.

И он не шутил.

Дышать вдруг стало тяжело.

Закроют? За что? Она не сделала ничего плохого… просто выполняла свою работу, просто… Хелег покачал головой:

— Не надейся объяснить. Все всё прекрасно и без объяснений понимают. И поверь, ни мне, ни остальным не хочется уродовать тебе жизнь. Но есть иные соображения…

— Какие?

— Твоя связь с этим нелюдем, — он загнул палец.

— Мы не…

— Любовники или нет, меня это больше не касается. Я говорю о связи эмоционального плана. О возможном влиянии, оказанном на тебя личностью сомнительного толка…

Его голос был сух, а тон спокоен, будто речь шла не о Катарине.

— Твои частые визиты туда… тебе позволили выглянуть, ты и забылась. И как знать, что ты там увидела или услышала… твоя личность довольно одиозна. А твое желание искать убийцу среди нас… думаю, ты права, это Нольгри…

— Я не говорила…

— Ты пришла спрашивать о нем, — Хелег постучал по стеклу пальцем. — И вряд ли из банального любопытства. Бытовое тебе несвойственно. Следовательно, речь о деле… и если окажется, что ты права, это будет… неприятно.

Вот как?

Всего-навсего неприятно?

— В нашем Отделе скандалы недопустимы. Ты, надеюсь, это понимаешь?

В этом дело, а не в князе и королевстве Познаньском, которое существовало до Катарины и будет себе жить после. Не в политике и границе, но именно в их растреклятом Отделе.

Катарина сглотнула.

Хелег?

Нольгри?

Не важно. Главное, что ей не позволят вынести эту историю за пределы серого здания на Большетроецкой. Нет, если окажется, что Катарина права… его остановят.

У них свои методы имеются.

Но проклятый полуостров? Отнюдь. Ей не позволено будет остаться в живых. И Катарина взялась рукой за горло, чувствуя, каким тугим, неподатливым становится воздух.

Дышать.

Успокоиться.

И главное, не показывать слабости… она не имеет на эту слабость права.

— Вижу, ты осознала, — Хелег поднялся. — Что же до твоего вопроса, то ты права. Он мне неприятен и прежде всего методами воздействия. Ему нравится ломать людей. И пусть наша работа иногда вынуждает идти на крайние меры, но получать от этого удовольствие? Из его подследственных редко кто доживает до суда… и к слову, он несколько лет прожил на той стороне.

— Как и ты?

Хелег не стал отрицать.

…он принес ей цветы.

Скромный букет хризантем, завернутый в обыкновенную газету. Газета в образ стеснительного, но еще способного полюбить, дознавателя вписывалась неплохо.

Как и внезапная робость.

А она букет приняла.

Всхлипнула от показного восторга. И глаза полыхнули ярко, счастливо… глупая девочка. Она видит себя охотником? Пускай.

— О чем вы думаете? — она вцепилась в его руку, повисла самым бесстыдным образом, забывая, что еще недавно играла скромницу.

…ее смерть будет на совести того, другого, если, конечно, у него имеется совесть. С этим делом в конторе было сложно. Совесть здорово мешала выживать, не говоря уже о карьере.

— О том, что выгляжу глупо, — он кривовато усмехнулся, надеясь, что выглядит в должной мере смущенным.

И жалким.

Ему всегда было не понятно, почему многие женщины проникались симпатией к особам, которые у нормальных людей вызывали лишь недоумение и брезгливость.

— Что вы! Конечно, нет… — она спрятала лицо в букете хризантем. — Мне никогда прежде не дарили цветов… и вы такой… с вами так спокойно…

Томный вздох.

И от нее пахнет потом. Этот запах пробивается через тяжелый аромат духов, дешевых, именно таких, какие бы приобрела девица ее возраста и материального положения.

— Вы такой надежный… — она прижалась всем телом. — Я уверена, что с вами мне ничего не угрожает!

Грубо.

Неумело. И странно даже, что он едва не попался на уловку этой девицы.

— А что вам угрожает? — спросил он, поскольку ждали именно этого вопроса.

— Как же… все только и говорят, что про этого убийцу! — круглые глаза.

Ее наигранный ужас смешон.

— И что говорят? — он позволяет себе лишь улыбку.

Снисходительную.

Он ведь старше и умней, он может позволить себе снисходительность. Вот только глаза его спутницы нехорошо так сверкают. Ей не по нраву? Перетерпит.

— Говорят, — она прикусывает губку, раздумывая, что бы такого сочинить. — Говорят, что он ходит по домам и разглядывает девушек…

— Вот так просто ходит и разглядывает?

— Он всех видит, а его не видит никто! И он выбирает себе жертву… слышала, что ту девушку на кладбище долго-долго мучили. А потом убили. И он ее порезал на куски. И куски разбросал вокруг дерева. А голову насадил на ограду…

Забавно.

Стараться.

Пытаться передать страсть… и в итоге что увидели? Куски плоти? Голова на ограде? Пошлость неимоверная.

— А другую закопал живьем и слушал, как она скребется…

…а вот это может быть любопытным… живьем… пробуждение. Теснота. Темнота. Осознание… и ярость… попытка выбраться… да, определенно, это может быть интересным.

Он взглянул на спутницу по-новому.

— Не волнуйся, его скоро поймают, — пообещал он.

— Да?

— Конечно… ты любишь мороженое? Здесь недалеко…

Само собой, она любила мороженое. Она любила бы и раков с пивом, если бы он их предложил. И остаток вечера прошел пусто. Она ела. Облизывала ложечку. Щебетала.

Он раздумывал над тем, как станет ее убивать.

Себастьян выехал с утра.

В свете последних событий его присутствие было не столь уж необходимо, но он привык доводить дело до конца. Ко всему не оставляло ощущение близкой опасности.

Его не встречали.

Лес.

Дорога.

Давешний мост и пограничник, проверявший Себастьяновы бумаги долго, придирчиво. В глазах его читалось явственное желание пригласить познаньского князя на прогулку до ближайшего оврага, и отнюдь не за целебными мухоморами, которые в этом году буяли со страшною силой.