Карина Демина - Ловец бабочек. Мотыльки [СИ]

Порфирий Витюльдович усадил Ольгерду на стульчик. Плеснул ей водицы из графина и сам напоил, заботливо придерживая стакан.

— Доктора кликнуть? И воеводу, мыслю?

Она кивнула.

— Шаль… подай, пожалуйста… я выгляжу отвратительно, да?

Он не стал отвечать, но шаль накинул, а следом и свою пелерину, которая была шито преотвратительно. Ему подобные фасоны не идут, иные надобны.

Меж тем Порфирий Витюльдович огляделся.

Прошелся по комнате, и Ольгерда вдруг вспомнила, что не прибрано. Лежит в углу платье… вчера как приехала, как сняла… не помнит. А оно мятою тряпкой. Чулки.

Юбки.

Воротничок содран, что крыло бабочкино кружевное…

…щипцы для завивки.

…на столике вовсе пудреница опрокинулась… ленты, броши и банты… кто в шкатулку заглянул? Известно, кто… искал драгоценности?

Сволочь.

И мелочью не побрезгует. Да только не будет ему мелочи и ничего-то не будет, Ольгерда озаботилась отписать все свое имущество малое — перечень она тоже составила найподробнейший — монастырю.

Как чуяла.

Пусть помолятся за душу ее грешную, если вдруг…

Порфирий Витюльдович только крякнул, на этот беспорядок глядючи. А вот на полке с альбомами задержался. Признаться, снимков у Ольгерды имелось немало, иные хороши, другие не очень, но все ж не выкидывать…

Поклонникам дарить — самое милое дело.

Недорого.

А если еще подпись…

— Экая ты… — он вытащил один, на котором Ольгерда была в облачении греческой царицы.

Трагичная роль.

А платье прелестное, из шелкового чехла и газовой накидки. Чехол облегал фигуру змеиною кожей, а газ придавал таинственность… пояс золотой.

Позолоченный.

Украшения массивные.

Грим… да, Ольгерда была хороша.

— А это твой сродственничек? — снимок Порфирий Витюльдович вернул, доставши иной, старый, который невесть как затесался в театральные. Его еще в студии делали, куда тетушка Ольгерду свела, аккурат накануне побега.

Студия была тесной и дрянной.

Пахло там нехорошо. И темно. И грязновато. Но тетушке хотелось и портрет семейный, и сэкономить. Портрет вышел так себе.

Тетушка моложавая. Темная юбка. Белая блуза с брошью под горло. Волосы завила на сахар, и лежали они, помнится, жесткими кучеряшками.

Тетушка стоит.

Руку на плечо сыночку положила. Улыбается. И видно, что счастлива… она была бы еще больше счастлива, если б снимок был на двоих. Ольгерда на нем лишняя. Ее посадили с Анджеем на одну скамеечку, которая стояла в студии аккурат для подобных случаев и стояла. И вроде была скамеечка маловата, но вышло, что Ольгерда в стороночке, а Анджей с матушкой…

— А он у тебя не изменился почти, — задумчиво произнес Порфирий Витюльдович и снимочек в карман убрал. — Ты не волнуйся, больше он тебя не потревожит… и с театром тоже… если уж сильно надобен, то домашний сделай. Слыхал я, что в иных домах устраивают. А что? Будешь командовать…

…он говорил что-то про Познаньск.

Про театр.

И про какие-то иные вещи, совершенно неважные. И хрипловатый голос его тонул в хрустальном звоне моста… почему тот не исчез? Это ведь неправильно, совершенно неправильно… пусть бы сгинул насовсем, пусть бы…

А он рядом.

Она не слышала, как появились в квартире иные люди. Ее уложили в постель и напоили горьким отваром, а потом ледяные ладони сдавили виски и холодный отстраненный голос произнес:

— Отсроченное проклятье. Сложное плетение… не наше. Полагаю, можно будет отследить…

…проклятье?

О нет, она видит свой радужный замок. Высокие шпили и крыши всех оттенков синего, от нежно-лавандового…

— …я погружу ее в глубокий сон. Дня три-четыре придется… надо нанять сиделку, чтобы неотлучно присутствовала, а лучше бы в лечебницу.

Кого?

Кто-то заболел? Если так, то жаль. В ее хрустальном замке нет места болезням.

Там все здоровы.

И счастливы.

Квартиру Ольгерды, в которой ныне поселился тошнотворный аромат гниющих цветов, Порфирий Витюльдович покидал в пресмятенном состоянии духа. С одной стороны он, несомненно, сделал все, что мог, и ныне оставалось лишь уповать, что этого будет достаточно и невестушка его обретет разум. С другой…

Снимок он спрятал.

Имя?

Узнать будет несложно, что до прочего, то… по-совести, надо было бы рассказать обо всем воеводе, пусть сам разбирается, да только разумом Порфирий Витюльдович прекрасно понимал: никто и ни в чем разбираться не станет.

Встреча?

Мало ли… случайность.

А нынешнее проклятье хитро, поди-ка докажи, что его именно этот человечишко ничтожный наслал. Небось, сумел напрямки не замараться. Порфирий Витюльдович на веку своем повидал этаких хитрожопых сволочей. И имелось у него на таких свое особое средство.

Он вернулся в гостиницу.

И обратился к телефону, который, признаться, недолюбливал крепко, не вполне понимая, как возможно так, чтобы ты в один рожок говоришь, а из другого тебя слышат и так явственно, будто бы ты не за тридевять земель, а за плечом стоишь. Однако в нонешних обстоятельствах Порфирий Витюльдович готов был переступить через эту свою нелюбовь.

Он взмахом руки отправил услужливого лакея прочь, подозревая в той услужливости разом и любопытство, и желание проследить, как бы это гость не испоганил ценное имущество. Снял трубку с немалым душевным трепетом.

И когда отозвалась тонким голосочком телефонная барышня, обратился к ней.

— С Познаньском соедините. Нумер тринадцать-двадцать один.

На линии зашипело.

Заурчало.

Послышался будто бы смех чей-то, и даже уши покраснели при мысли, что смеются над ним, дурнем, застывшим с коровьим рогом у уха. Но вот что-то щелкнуло и отозвалось:

— Слушаю.

— Мне бы Машеньку, — страх ушел, смятение тоже. — Передайте, будьте любезны, что дядюшка звонил. Очень свидется желает…

…недолгое ожидание.

…и голос мягкий, медовый…

— Заказ имеется на пару чулок шелковых с алою каймой. Для друга нового расстараться хочу… с доставкой… чтобы все в наилучшем виде… и главное, чулки должны быть крепкими, чтоб надолго хватило.

— Куда доставить?

— Гольчин. И поскорее, — Порфирий Витюльдович угрызений совести не испытывал. Напротив, снизошло вдруг на душу его немалое спокойствие.

— За доставку придется заплатить отдельно, — томно произнесла неведомая девица. И от голоса ее побежали по спине мурашки.

— Заплачу… и втрое, если друг мой на пару вопросов ответит…

— Ответит.

И поверил: вправду ответит. Этим людям, о существовании коих Порфирий Витюльдович предпочитал не вспоминать в иные, спокойные, моменты своей жизни, все отвечают.