Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг

— Ракот! — это Орикол. — Заткни её и убери отсюда!

Как уж он выполнил приказ, я смотреть не стал, развернувшись и направившись к следующей своей жертве. Но крики стали тише и принялись удаляться от площади, пока совсем стали не слышны. Я пнул ногой Виргла и вопросительно глянул на Воина.

— Просто без сознания. Водой.

— Тукто! — я сразу нашёл его фигуру, он пробился к самому заборчику и стоял, открыв рот. — Принеси мне кувшин воды.

— Сейчас, — парень сорвался с места, ввинтился в толпу и появился уже с нашей стороны, убежав куда-то в сторону своего дома.

— Интересные дела творятся. Что у тебя с Тукто? Это связано с его ростом Возвышения? — Орикол появился возле меня, видно, тоже с Ормой разбирался не сам.

— Какие дела? — я пожал плечами. — Спроси любого — я учу его бегло читать и счёту. Что за странные мысли?

— Второй раз такой трюк со мной не пройдёт, — учитель ухмылялся. — Ты возвышаешь парня?

— Нет, — коротко ответил я и чуть улыбнулся.

Орикол поскрёб щетину, сплюнул и отошёл. А я уже откровенно и широко улыбался. Кто я такой, чтобы возвышать парня? Властелин духа? Я простой мальчишка, который даёт советы. Благодарно кивнув Тукто, я начал лить воду на Виргла. Сначала тонкой струйкой, затем всё сильнее и сильнее, пока он, зафыркав, не очнулся.

— А! Что! — вскинулся он, обтирая лицо.

— Помнишь, как я раскрыл Воину вашу с отцом махинацию?

— Тварь! — прошипел Виргл и вскочил с песка площадки. — Это ещё нужно доказать! Ты сам как стал десяткой? Это какой-то обман!

— Доказать? Зачем? Твой отец во всём признался.

— Что? Как? — взгляд Виргла заметался вокруг и остановился, найдя тело. — Он не мог! Отец!

— Да, его приговор уже исполнен.

— Что? Какой приговор?

— Смерть. Смерть за обман и возвышение зельем.

— Так, нет никакого возвышения! — заорал было Виргл. — Не возвысился я, не возвысился! Обман это был! Я семёрка! Простая семёрка. Никакого возвышения. Семёрка. Шутка — это, — сник он и принялся бормотать.

— Шутка? Ты хорошо пошутил. Мне понравилось, — внезапно ответил Тортус Вирглу. — Приговор смерть.

— Виргл, — я дождался, когда он переведёт широко раскрытые глаза с Воина на меня и напомнил. — За начало новой жизни!

Я ударил его в сердце кинжалом и держал руку на рукояти, глядя, как тускнеют его глаза. Он не достоин схватки. Всё, все мои обещания исполнены. Я отомстил за смерть отца, за свои унижения и своё отравление. Моё сердце больше не болит при воспоминаниях об отце.

— Уважаемый, прошу справедливости! — раздался голос, которого я совершенно не ожидал услышать. Миргло. Что это она?

— Что тебе женщина? — настороженно поинтересовался Тортус.

— Прошу судить и остальных убийц!

— Каких убийц? — нахмурился Воин. Я тоже не понимал, к чему она ведёт.

— Гризмо, Ракота и его! — её палец ткнул в меня.

— И кого же они убили? — Тортус подался вперёд, рассматривая Миргло.

— Те двое — Зариуса, а пацан — Паурита!

— Для начала, — Тортус потёр лоб. — Какие у тебя доказательства?

— Их слова! — Миргло упёрла руки в бока, что с её формами смотрелось угрожающе. — Кардо сказал, что убивали Зариуса вчетвером. А в тот день с ним были Гризмо, Ракот, Паурит и Закир. Это все знают!

— Хорошо, а почему оставшиеся двое не убийцы?

— Так, известно! Закир тогда и погиб. А Паурита — этот убил. И за это тоже должен ответить! — принялась объяснять, переходя на визг, Миргло. Слухи не врали. — Он сам сказал Кардо, чтобы тот спросил у Паурита. Признался, сучёнок! На ваших глазах!

— Довольно! — рявкнул Тортус. Громкий визг Миргло словно оборвало. — Мне нет дела до ваших дрязг и споров, кто кого ударил ночью за углом. Это ваше дело, которое решает глава. У кого в деревне самая высокая звезда?

— У меня! — заявила заухмылявшаяся Миргло. Тортус сморщился, глядя на неё.

— Орикол?

— Да. Восьмая звезда.

— И всё?

— Ещё восьмая у его матери, — Орикол ткнул в меня пальцем.

— Да, тоже бесполезно, — Тортус вздохнул и покачал головой. — Вот дыра! Хорошо. Кто, следующий по звёздам? Только чтобы с мозгами?

— Ракот, семь звёзд, — ответил Орикол улыбаясь.

— Ракот? — на лице Тортуса тоже появилась улыбка. — Ракот! Ко мне!

Воин оглядел стоящих перед ним Мирглу, с её огромными, бугрящимися мускулами и совсем неженскими пропорциями и здоровяка Ракота, который всё же был массивнее и выше, хотя стоял чуть сгорбившись и опустив взгляд.

— Отныне, новый глава вашей деревни — Ракот.

— Он убийца! — завизжала женщина, у которой явно рушились мечты.

— Глава, — Тортус повысил голос, — эта женщина совсем не имеет уважения. Я недоволен! Наказать и заставить выучить поведение перед лицом Воина!

Для нашей семьи наступили странные дни. Дни, после мести, когда мы оказались самыми важными людьми в деревне. Мы больше не расставались друг с другом. Оказалось, что это тоже тяжело. Нам пришлось заново привыкать к родному человеку под боком. В чём-то идти на уступки. Выходило так, что я приучился за эти годы, что весь дом на мне. Горшки, чашки и кувшины стояли так, как было удобно. Мне. А тут мама снова взяла в свои руки готовку. И я перестал находить вещи на привычных местах. Это раздражало и злило. Приходилось останавливаться и напоминать себе, что это глупо.

Схожие проблемы были и у мамы. Даже у Лейлы. Что поделать, пришлось узнавать друг друга заново. А ещё, не знаю, как маму, а меня начало тяготить всё, что окружало. Песок, деревня, жители, которые нет-нет, но высовывали любопытные носы из-за углов и циновок окон. Их взгляды я чувствовал, они отдавали страхом. Мы и до этого были словно в одиночестве в деревне, но если раньше нас презирали и избегали, то теперь боялись и остерегались попадаться на глаза. Не такого я ожидал в своих мечтах. Впрочем, ведь я хотел, чтобы никто не смог обидеть нашу семью? Хотел. Что же, желание выполнено. Не стоит винить небо, что моя победа — горчит.

Сегодня мы вышли за пределы песков и расположились на траве, которая пошла в рост после дождей. Я расстелил большой кусок толстой холстины, на которой с удобством расположились мама с сестрой. А я бродил по округе и искал редкие цветы, интересные листики или красивых жучков, которых таскал им на любование. Мама почти всегда могла сказать название, а иногда и рассказать историю о каждой моей находке. Они сидели в обнимку. Лейла на коленях у мамы, прижавшись к груди. Мама сжимала в объятьях её хрупкое тельце и, наклонившись, вполголоса вела рассказ. Возвращаясь, я любовался ими. Их светлые локоны раскинулись по новой ткани светло-голубых пустынных накидок. Даже эта простая ткань красила моих женщин. А может быть, дело было просто в ярком оттенке, ещё даже не успевшем начать выгорать на солнце, который им шёл.