Роджер Желязны - Девять принцев Амбера. Том 1

Каин сидел по правую руку Эрика. Джулиан явно был не в фаворе. Рэндом и Дейдра отсутствовали. В зале находилось много дворян, которых я знал и даже считал своими друзьями, но ни один из них не кивнул в ответ, случайно встретившись со мной взглядом. Я понял, что осталось выполнить небольшую формальность, и Эрик станет королем Амбера. Так оно и произошло. Когда обед закончился, никто не стал произносить длинных речей. Эрик поднялся с кресла, музыка стихла, прозвучали фанфары, и процессия дворян прошествовала в тронный зал дворца. Я знал, зачем.

Эрик остановился рядом с троном, и все склонили перед ним головы. Кроме меня, естественно, но стражники вновь натянули цепи, и на этот раз я был поставлен на колени.

Сегодняшний день был днем его коронации.

В тронном зале стояла мертвая тишина. Затем Каин внес подушку, на которой лежала корона. Корона Амбера. Он преклонил колени, вытянул руки и застыл в этом положении. Рывком цепей меня подняли на ноги и потащили вперед. Мгновенно поняв, чего добивается Эрик, я начал бешено сопротивляться, но пинками и ударами меня вновь поставили на колени у самых ступенек трона. Зазвучала нежная музыка — это были «Зеленые Рукава»— и голос Джулиана за моей спиной громко произнес:

— Состоится коронация принца Амбера! — Затем он прошептал мне на ухо: Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует сам себя.

Я посмотрел на серебряную корону Амбера, лежавшую на алой подушке, которую держал Каин. На конце каждого из семи ее пиков сверкал драгоценный камень. Обруч был усыпан изумрудами, а по его бокам горели два рубина. Я не шевельнулся, думая о тех временах, когда корона эта украшала голову нашего отца.

— Нет, — сказал я, и меня ударили по лицу.

— Возьми ее и протяни Эрику, — повторил Джулиан.

Я попытался кинуться на него, но цепи были надежно натянуты. Мне снова дали пощечину. Я смотрел на острые высокие пики и согласно кивнул.

— Хорошо. — Потянувшись к короне, я взял ее в руки, быстро надел себе на голову и воскликнул: Короную принца Корвина, который отныне становится королем Амбера!

Корону немедленно сняли и положили на подушку. Меня несколько раз сильно ударили по спине. По всему залу прокатился шепоток.

— Протяни ее Эрику, — вновь повторил Джулиан.

— Хорошо, — ответил я, чувствуя, как по моей спине течет что-то мокрое и липкое, и швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить Эрику глаз.

— Он поймал ее правой рукой и улыбнулся, словно добился, чего хотел.

— Спасибо, — произнес он. — А сейчас я обращаюсь ко всем присутствующим и тем, кто слышит меня на Отражениях. В этот день я принимаю корону и трон. В моей руке — скипетр королевства Амбер. Я завоевал трон в честной борьбе и занимаю его по праву!

— Лжец! — крикнул я, но мне тут же зажали рот.

— Я короную себя и отныне буду называться Эриком Первым, королем Амбера!

— Да здравствует король! — три раза прокричали придворные.

Эрик наклонился и прошептал мне на ухо:

— Никогда в жизни не видел ты зрелища более прекрасного, чем сегодня… Эй, стража! Я повелеваю выжечь Корвину глаза! Пусть последним его воспоминанием будет праздничное великолепие этого дня! А затем бросьте его в самую далекую темницу, самое глубокое подземелье Амбера, чтобы память о нем стерлась и имя его было забыто!

Я плюнул Эрику в лицо, и меня опять избили. Я сопротивлялся изо всех сил, но меня выволокли из тронного зала. Никто не смотрел в мою сторону, и последнее, что я запомнил, это была фигура Эрика, который восседал на троне и милостиво улыбался столпившимся вокруг придворным. Его приказание было исполнено, и, благодаря богу, я потерял сознание, прежде чем они успели закончить…

Я не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся в абсолютной тьме от страшной, ни с чем несравнимой головной боли. Возможно, именно тогда я изрек свое проклятье, а может, несколько раньше, когда глаз моих коснулось раскаленное железо. Не помню. Но я знал, что никогда Эрик не будет спокойно восседать на троне, потому что проклятье принца Амбера, произнесенное в отчаянии и ярости, всегда сбывается.

Во тьме подземелья я царапал ногтями соломенную подстилку, но слезы отказывались течь, и это было самое страшное. Спустя много-много часов (только я и ты, боже, знаем, как долго я мучился) ко мне вновь пришел сон. Я пробудился, но боль меня не оставила. Я встал. Измерил шагами камеру. Четыре шага в ширину, пять в длину. Дыра в полу вместо уборной, соломенный тюфяк в углу. Щель под дверью, за которой стоял поднос с затхлым куском хлеба и бутылкой воды. Я поел и попил, но сил у меня не прибавилось. Голова по-прежнему сильно болела, а в душе не было покоя. Я старался спать как можно больше, никто не приходил меня навестить. Я просыпался, на ощупь находил поднос с едой, если его оставляли, и съедал все без остатка. И вновь старался забыться во сне. Когда я проснулся в восьмой раз, боль из моих глазниц ушла. Я ненавидел своего брата, который стал королем Амбера. Лучше бы он убил меня. Я попытался представить, что говорят во дворце по поводу моего приговора, но ничего путного в голову не приходило. Что ж, когда Амбер окажется во тьме, Эрик горько пожалеет о том, что он со мной сделал. Я знал, что так будет, и это хоть немного меня утешало.

Так началась моя жизнь во тьме, и я не мог измерить ее течение. Думаю, и зрячий не отличил бы день от ночи в этом мрачном подземелье. Время шло своим чередом, не поддаваясь никакому учету, и иногда меня бил озноб и охватывал страх, потому что я не мог понять, провел я в своей камере много недель, часов, месяцев или лет. Я старался вообще не думать о времени. Я спал, ходил (досконально изучив камеру) и размышлял о своей прошлой жизни. Иногда я сидел, скрестив ноги, и дышал ровно и глубоко, стараясь опустошить мозг от мыслей. Это помогало — ни о чем не думать. Эрик был далеко не дурак. Я не потерял своей силы, но теперь не мог ею воспользоваться. Слепому не нужна была власть над Отражениями. Борода моя отросла до груди, волосы свисали ниже плеч. Первое время я умирал от голода, но затем аппетит пропал. Когда я вставал слишком резко, у меня начинала кружиться голова. Мне снились кошмары, в которых я был все еще зрячим, и тем горше были пробуждения. Постепенно я начал забывать события, приведшие к моей слепоте. Мне начало казаться, что они произошли не со мной, а с каким-то другим человеком. Может, так оно и было. Я очень сильно похудел. Я пытался представить, каким бледным и изможденным сейчас выгляжу. Несколько раз мне хотелось заплакать, но я был лишен даже этой возможности — слезные железы не функционировали. Когда я думал, что человека можно довести до такого состояния, мне становилось страшно. Однажды я услышал, как в дверь тихо поскреблись, но не обратил на это внимания. Звук повторился, и вновь я промолчал. Затем послышался тихий голос, зовущий меня по имени.