Андрэ Нортон - Колдовской мир. Том 1

— Кемок! — крикнул кто-то от костра.

Но я не смог ответить, и тогда на зов откликнулся Годгар. К нам тут же подбежали, и я с облегчением опустился на руки Кайлана, невыносимая боль, рвущая мою ногу, растворилась в черной волне беспамятства.

Очнувшись, я увидел лица Дагоны и Кайлана. Они наклонились надо мной, встревоженно осматривая мою рану. Я отрешенно выслушал то, что они мне сказали. Оказывается, укусы фасов ядовиты. А на нас напали именно они. Дагона своими травами может на какое-то время успокоить боль, но вылечить меня в походных условиях невозможно. Нужно скорей добраться до Долины. Кроме меня, были еще пострадавшие. Одних поранили камни, другие ушиблись при падении, нескольких, как и меня, укусили фаем. Моя рана была самой серьезной и могла нас задержать в пути. Поэтому Кайлан предложил, чтобы мы с ним остались здесь на холме и ждали, когда из Долины за нами приедут. Но Дагона только головой покачала, и по ее глазам я понял, что затея эта рискованная.

Ее травы не только прогнали боль, но из-за них я впал в какое-то дремотное состояние. Все было, как во сне, все доходило как бы издалека. И поэтому дальняя дорога меня не страшила. К тому же я хорошо понимал, что остаться здесь одним — значит угодить в новую ловушку. Хотя вода и заставила фасов отступить, они на этом не успокоятся.

— Привяжите меня к рентану, к Шилу,— едва ворочая языком, попросил я.— И поехали... Иначе — конец...

— Ты в самом деле этого хочешь, Кемок? — наклонилась надо мной Владычица.

— Да.

Мы тронулись в путь на рассвете. Я жевал какие-то листья, которые мне дала Дагона. Их сок был кисловато-горьким, он приглушал боль, и она становилась не такой мучительной, как раньше. Меня и в самом деле привязали к Шилу, чтобы я случайно не свалился с него, впадая в забытье. Небо над нами по-прежнему было затянуто грозовыми тучами. Но я видел окружающее, как сквозь сон — то очень четко, то как в тумане, а то в беспамятстве, и вовсе не сознавая, где мы.

Без особых приключений добрались мы до реки, и тут вдруг неожиданно меня настиг чей-то мысленный удар. Он был настолько сильным, что я едва не свалился с рентана. Шил взревел и, сломя голову, кинулся вниз по крутому берегу. Позади что-то кричали наши воины, слышался топот их рентанов. Но Шил, не останавливаясь, с размаху бросился в воду, и казалось, он сделал это с отчаянья, словно спасаясь от какой-то ужасной погони. А так как; я был к нему привязан, то погрузился в воду вместе с ним. Волны накрыли меня с головой, я судорожно старался сбросить с себя путы, а Шил уходил под воду все глубже. Наконец мне удалось освободиться от веревок, я отчаянно рванулся куда-то и, задыхаясь, вынырнул на поверхность.

Хорошо, что когда-то в детстве салкар Откель научил меня плавать. В многочисленных битвах ударами вражеских мечей его тело было так изуродовано, что он уже не годился для войны, и отец приставил его к нам, чтобы старый вояка учил нас военному ремеслу. Так что, благодаря ему, плавал я очень хорошо, но сейчас мне мешала раненая нога, она совсем перестала меня слушаться. Все еще тяжело дыша, я с трудом подплыл к скале, которая выступала из реки, и ухватился за ее ребристую поверхность. От холодной воды сонливость сразу же прошла, но зато боль возобновилась. Силы мои таяли, а сильное течение отрывало меня от спасительного камня.

И тут я почувствовал, как кто-то схватил меня сзади за плечи. Кайлан! Я хотел крикнуть ему, но не смог разжать сцепленные от напряжения зубы. Пришлось позвать брата мысленно. Но ответа не было. Кто же это?

Кто бы это ни был, он крепко вцепился в меня и рывком потащил за собой в воду. Оглянуться, чтоб увидеть, кто на меня напал, мне не удалось. Вырываясь из чьих-то цепких и сильных рук, я закричал. Но неизвестный, крепко вцепившись в мою куртку, оттаскивал меня все дальше и дальше от берега.

И вдруг на крутом откосе я увидел Кайлан а верхом на Шабрине. Он напряженно вглядывался в речные волны — видимо, искал меня. На какое-то мгновение мне показалось, что он меня видит — видит, как я борюсь и с неизвестным, и с бурной рекой. Но, к сожалению, это было не так. Голова моя едва поднималась над водой, и он меня не заметил. Мне снова захотелось крикнуть ему, но я так и не смог разжать губ. Кайлан повернулся и медленно поехал вдоль берега, продолжая высматривать меня среди волн, хотя, казалось, не увидеть меня было просто невозможно. Тогда я попробовал крикнуть ему мысленно, но из этого тоже ничего не вышло. Было такое ощущение, что я наткнулся на сплошную, без малейшего просвета стену. С чувством безнадежности смотрел я на берег. Вот уже и Шил, выйдя из воды, взобрался по откосу наверх и встал там, повесив свою большую голову. Он словно спрашивал себя — а что же это было? Вот уже и брат остановился. А меня стремительно тащили все дальше и дальше. И вскоре остались позади, исчезли за речным поворотом и берег, и брат, и рентаны, и все остальные. Надежды на спасение не оставалось.

Не было ни волн, ни реки, ни стремительного течения. Я лежал на чем-то твердом и сухом. Сознание вернулось ко мне, но я не стал открывать глаза. Мне сначала хотелось узнать, где я, в чьи руки попал. Рана болела все сильней, все нестерпимей. А тут еще и пронзительный ветер. Меня стало трясти от холода. Я потихоньку пощупал поверхность, на которой лежал, и понял, что это песок. Неподалеку плескалась вода, а надо мной завывал ветер. Мне почему-то показалось, что он раскачивает голые ветви деревьев. Узнать что-либо определенное было невозможно. Я открыл глаза. Черные тучи все еще низко нависали над землей, белым днем насылая на землю сумерки. Над собой, вверху, на фоне мрачного неба я увидел толстый и корявый сук — словно скорбный памятник когда-то зеленеющему дереву.

Я попытался привстать, но все поплыло перед глазами, к горлу подступила тошнота, и я едва успел повернуться набок, как тело мое свела судорога, и изо рта хлынула вода, которой, видимо, я все же успел наглотаться. Однако стоило мне чуточку прийти в себя, как я опять предпринял отчаянную попытку встать. Боясь нового приступа тошноты, я осторожно огляделся и увидел, что лежу почти у самой воды, а рядом громоздятся огромные валуны, среди которых тут и там застряли побелевшие от воды и времени щепки, обломки тростника, водоросли — всякий речной мусор, видимо, принесенный сюда каким-то давним паводком.

Меча и шлема со мной не было, должно быть, они потерялись. Рана нестерпимо болела, повязка, наложенная Дагоной, ослабела и пропиталась кровью. А вокруг — ни души. Тот, кто утащил меня от нашего отряда, от брата и Дагоны, оставил меня в живых. Но теперь, кажется, мне угрожала участь еще более жестокая. Идти из-за раны я не мог, а остаться здесь — значило обречь себя на верную смерть. Надежды на спасение не было никакой.