Мария Бородина - Заземление [СИ]

— О том, чтобы заставить Вас дёргаться, — фыркнул Азаэль, — разве не очевидно? У них всё просчитано. От волнения Вы не съедите свой завтрак, а уж они-то по прибытию поживятся за двоих!

— За полутора тогда уж, — поправила Миа сонным голосом и снова отвернулась к стенке, закопавшись в одеяло. Кажется, она была единственной здесь, кого сложившаяся ситуация не только порадовала, но и вернула в колею.

— Лучше бы я пошла вместо Нери, — Кантана с отвращением провела пальцем по подоконнику.

— Погулять желаете? — снова затараторил Азаэль. Царапины стекла ползли сетью теней по его синеватой коже. — Могу устроить пробежку под обстрелом пограничников. Можем даже понаблюдать из кустов, как местные жители запускают дирижабли. За Вашу жизнь я, конечно, ручаться не берусь, но взлётная площадка тут неподалёку.

Миа неожиданно замерла под одеялом, будто прислушиваясь, и затаила дыхание.

— Откуда ты всё это знаешь? — Кантана лукаво приподняла бровь.

— Видеть приходилось.

— Не ври мне, — она погрозила пальцем. — Ты родился на Девятом Холме.

Азаэль утомлённо зевнул. Пылинки, летающие у его рта, закрутились в хаотичном танце.

— А мысль о том, что у нефилимов могут быть свои тайны, никогда не тревожила Ваш скудный умишко, госпожа Бессамори? — он развязно хихикнул.

Кантана попыталась проглотить унижение. Обида рвалась наружу, просачиваясь оборванными выдохами сквозь зубы. Как же ловко Азаэль меняет маски! Что он позволяет себе?! Или забыл, на каком основании служит клану Бессамори?

— Да как ты смеешь дерзить своей хозяйке?! — возмутилась Кантана, подавляя ярость.

— Спешу напомнить, что со вчерашнего вечера мы свободны, — Азаэль развёл руками. — Сво-бод-ны. Как Вы, так и не Ваш теперь непокорный не слуга. Вы отреклись от своего клана, а я отрёкся от присяги верности. Так что, теперь мы равны по статусу.

— Равны?! — изумилась Кантана. Мысль о том, что Азаэль теперь волен творить всё, что пожелает, грузом легла на плечи.

— Проще говоря, мы оба никто.

Азаэль довольно продефилировал к подоконнику и, игнорируя возмущённый взгляд, схватил остывшую картофелину из её тарелки. Но тщетно. Рука госпожи Бессамори со свистом разорвала воздух, шлёпнув его по запястью. Картофелина, ударившись о пол, отскочила в запылённый угол. Азаэль карикатурно ойкнул и затряс в воздухе ладонью, хотя Кантана знала: боли он не чувствует.

— Думаешь, я не видела, что ты все эти годы ходил за мной по пятам?! — ярость, прорвавшись через барьер приличий, придавила Кантану, как червяка. Азаэль выбрал не самый подходящий момент для издевательств. Калёным железом в кровоточащие раны — это не просто жестоко. Это — настоящее изуверство. — Думаешь, я не чувствовала твоего запаха в библиотеке, когда мы с Тилен пробирались туда? Ты даже бывал в моей комнате, когда я уходила из дома!

— И у меня даже есть Ваш корсет, — перехватил инициативу Азаэль. — Был, точнее. В прошлой жизни, которую мы вчера оставили на Девятом Холме. Потому что, хоть умишко Ваш скуден, фигурка — что надо!

Заявление Азаэля походило на крепкий удар в живот, и Кантана снова задохнулась от возмущения. Она пыталась улыбаться, держа ярость под контролем, но тщетно. Слишком уж хорошо она помнила любимый корсет из плотного кружева, пропавший субботним утром из корзины для грязного белья. Вот только что обиднее: признание в давнишней краже или хамоватый, выцеженный через силу, комплимент?

— Имел бы совесть и молчал! — отрезала она, уже не пытаясь сдерживаться.

— Просто я честен с Вами, — Азаэль нахально усмехнулся. — Как я, по-Вашему, чувствовал себя все эти годы, глотая издёвки и насмешки богатой наследницы? Может, хоть теперь поймёте.

— Я лишь указывала тебе твоё место!

— Вы считали себя самой красивой и неповторимой, — продолжал тот. — И думали, что вправе играть чужими сердцами. Позвольте сказать: Вы, конечно, хороши собой, но это не повод сравнивать себя с Покровителями!

— Мне сегодня дадут выспаться?! — бросила Миа сквозь зубы. Ободранная пятка показалась из-под вороха мешковины и тут же нырнула обратно. — Голова и без вас болит!

— Прости, Миа, — Кантана взяла себя в руки. — Спи, мы больше не будем.

— Уйдите уже куда-нибудь, — Миа снова натянула на голову капюшон из одеяла и свернулась калачиком. — Спиной вас чувствую!

Азаэль ловко вспрыгнул на подоконник и поразил Кантану торжествующим взором. Но ни ненависти, ни злости не было в его серебристых глазах — лишь доля насмешки. Как ложка дёгтя… Кантана рассерженно отвернулась. В носу засвербило: до слёз осталось всего ничего. Жалкая пара секунд. Кажется, за последние двое суток она забыла, как улыбаться. И как отражать удары судьбы — тоже.

Вопреки здравому смыслу, Кантана снова встретилась глазами с нефилимом. Слёзы щекотали уголки глаз, пытаясь прорваться наружу, но нужно было показать силу. Как долго можно сдерживаться, не отводя лицо? Сколько потребуется! Что бы ни случилось, она здесь главная. Как бы он ни пытался вырваться из узды — не в этой жизни. И пусть раны кровоточат, а душа изорвана в мясо, на этот раз она докажет, что обстоятельствам не под силу сломить её.

— Продолжай, — спокойно выговорила Кантана, и от этой безмятежности на мгновение стало легче. — Ударь ещё раз руку, что кормила тебя.

Азаэль отшатнулся, как от удара, и обхватил выступ подоконника. Сеточка теней снова скользнула по его коже, как кружевная вуаль. Впервые за день захотелось улыбнуться, но желание разрыдаться по-прежнему перевешивало.

— Рука кормящая, ну картошечки-то дай, — сквозь тишину прорезался ослабший, почти умоляющий голос Азаэля. — Сжалься уж.

Больше Кантана выдержать не могла. Вскочив со своего места, она рванула на себя дверь. Ржавые петли, плюясь коростами, породили скрипучий всхлип. Выбежав в коридор, Кантана понеслась к выходу. Она всегда боялась демонстрировать слабости на людях. И сейчас душу дурманило единственное желание: поскорее найти безлюдное место, чтобы выплакаться. Прежде, чем первые слёзы обожгут кожу.

Сбивчивое гудение вентилятора, прячущегося в толще стены за сетью прутьев, то нарастало, ударяя волной по барабанным перепонкам, то почти затихало. Облупившиеся обои на стенах отдавали желтизной, а позолоченные некогда изгибы люстр свешивали вниз нити паутины. Гостеприимное тепло гостиничного холла, похожее на парное молоко, не спасало от дрожи и тряски. Ибо виной тому был вовсе не холод.

Седовласая женщина-администратор в затёртом жилете из кожи приблизила хартию к глазам, словно ища между строчками скрытый шифр. Две глубокие морщинки запрыгали над переносьем, рассекая лоб. Пальцы женщины мелко подрагивали, потирая истрёпанный краешек документа. Её медлительность с каждой секундой нагнетала раздражение. Нери нетерпеливо постучал по стойке.