Илья Колупалин - Эхо Погибших Империй

В тот же день, после обеда, когда Нойрос отошел по нужде в ближайший перелесок, к нему неожиданно подкрался Кайрен. Оказаться наедине с косоглазым бойцом было одним из наименее желательных для Нойроса событий. Не произнося ни слова, с гримасой тупой злобы на лице, Кайрен подошел к нему вплотную и, что было силы, ударил Нойроса кулаком в грудь.

От такого болезненного удара Нойрос повалился на спину, в заросли папоротника.

— Ты чего?! — вскричал он в ужасе, превозмогая боль в груди. — Что тебе нужно?

— Твоих страданий, — прорычал Кайрен, после чего еще два раза ударил Нойроса ногой в бок.

Саблю Нойрос оставил в палатке, поэтому возможности защититься у него не было.

— Небось надеешься героем стать, — злобно бросил косоглазый Ревнитель. — Слабак ты, а не герой!

Еще один сильный удар в бок. По-видимому, в рукопашной схватке у Кайрена были куда бо́льшие шансы, чем в сабельном поединке.

— Мне ведь ничего не стоит взять и пырнуть тебя саблей в пылу боя. И в ордене о тебе горевать никто не станет — даже твой новый дружок-макхариец, уж поверь.

— За что?! — вскричал Нойрос в отчаянии. — За что ты так ненавидишь меня? Ответь!

Кайрен криво ухмыльнулся и сплюнул.

— За твою знатность. И за то, каким дерьмом вы считаете нас, простых. А ведь вы из той же плоти, что и мы! И пустить кровь вам можно точно так же!

«Дайял тоже знатен, — мучительно подумал Нойрос, — но до него-то тебе не добраться».

— Я, кстати, хотел поведать тебе кое о чем, — Кайрен осклабился самым омерзительным образом. — Помнишь того мальчишку, которого Алекто велела тебе проучить? Ты справился – держался молодцом, хе-хе! Но вот только меня не проведешь… Я заметил, что он явно запал тебе в душу.

«Кшан. Его звали Кшан».

— Как бы то ни было, знай: перед самым нашим отбытием я перерезал ему горло.

Корхей-Гузум. Конец лета 729 года после падения Эйраконтиса

Джакрис по-настоящему захватил ее своим амбициозным планом, связанным с борьбой за влияние при корхейском дворе, поэтому Батейра вот уже несколько дней находилась в приподнятом расположении духа.

Однако в тот день принцессе хотелось немного побыть наедине со своими мыслями: они сидела в своих покоях одна, погруженная в приятно-задумчивое настроение.

Поэтому появление служанки Сельмии оказалось очень некстати. Девушка тихо вошла, поклонилась и негромко сообщила, что Сатеп Калханид прибыл по ее приглашению и ожидает внизу, в зале для переговоров.

Батейра мысленно выругала себя за забывчивость, ведь она сама давеча, на похоронах Бьеджара, просила дядю навестить ее, якобы для неформальной встречи в целях поддержания семейной дружбы. На самом же деле ей предстояло заручиться политической поддержкой Калханидов, намекнув на возможный союз с Яшанем Демцуэлем.

Сатеп Калханид был крупный, рослый мужчина с густой бородой с проседью и полностью лишенной волос головой. У него был мясистый округлый нос и крупные широко посаженные глаза. На нем был темно-коричневый кожаный плащ и серебряная цепь с эмблемой королевского советника.

Завидев племянницу, Сатеп благодушно заулыбался во весь рот и вскоре заключил Батейру в свои мощные объятия.

— Здравствуй, здравствуй, родная! — прогудел он своим приятным басом. — Вот я и выбрал времечко, чтобы заглянуть к тебе!

— Спасибо тебе, дядя! — радостно воскликнула Батейра. — Хочу, чтобы ты знал, что тебе здесь всегда рады!

— М-да, м-да… Сейчас такие времена! Родным людям нужно держаться ближе друг к другу.

Он был все-таки очень похож на мать, Сайару. То же доброе, чуть наивное лицо, та же простота и даже некая фамильярность в общении.

— Знаешь, я… до сих пор с трудом верю в то, что случилось с Бьеджаром, — с тяжестью проговорил Сатеп, опустив голову.

— Мне тоже очень тяжело, — солгала Батейра, беря дядю за руку.

— Вроде… совсем недавно я наставлял его в разных науках вместе с твоим отцом. Учил держать саблю, смотрел как он управляется с кораблем. А теперь… это просто нечестно!

Сатеп отвернулся, тяжело вздыхая.

— Ладно, — одернул он себя. — Ты прости старика… Чувствительным вот стал.

— Ну что ты, дядя! Мы для этого друг другу и нужны, чтобы поддержать… выговориться…

Вдруг Батейра неловко замялась, не зная, какие еще слова подобрать.

— Слушай… — произнес Сатеп Калханид уже совсем другим тоном. — Так может быть ты… хотела о чем-то поговорить со мной. О чем-то важном.

«Проклятье! Должно быть, он заметил фальшь в моем голосе…»

Батейра знала, что Сатеп Калханид, несмотря на кажущееся простодушие, был человеком достаточно проницательным, а порой и хитрым. Он имел немалый опыт в придворных интригах, и принцесса рассудила, что в разговоре с ним, пожалуй, не стоит ходить вокруг да около.

— Знаешь, дядя, — начала Батейра несмело, — я хотела обсудить с тобой один момент. Я тут решила… вернее, мы с Джакрисом посовещались и пришли к выводу, что… Яшань Демцуэль становится очень силен. И…нам было бы неплохо объединиться с ним. Это… может стать неслабым подспорьем в борьбе с Абкарманидами, которые явно точат на нас зуб.

Услышав это, Сатеп резко переменился в лице, вдруг отвернулся куда-то в сторону и с силой хлопнул себя руками по коленям, после чего воскликнул:

— Хвала Аклонтам! Ну теперь-то все будет хорошо… А я-то боялся, что мы с Самаром одни такие! Мы тоже обсуждали это в семье, но сказать по совести: очень уж боялись королевского гнева.

Батейра просияла и с облегчением вздохнула. Дядя и племянница вновь крепко обняли друг друга.

— Конечно, Демцуэль – отличный вариант! — заверил Сатеп шепотом. — Славно, что вы с Джакрисом поняли это – за ним идет народ! Никогда не нужно гнушаться тех, кто ниже тебя родом, если это сулит хорошую выгоду. И будь уверена, родная – Калханиды всегда на твоей стороне!

После этого Батейра и Сатеп еще немного пообщались, уже на более малозначимые темы, и через какое-то время сердечно распрощались.

Принцесса отправилась обратно в свои покои, но какое-то чувство неуютности почему-то поселилось в ней, и она решила сходить повидать отца.

Королевские покои находились на верхнем этаже дворца. Когда Батейра поднялась туда и вошла, возле огромной белоснежной кровати с пологом находилось два человека: повар и лекарь. Отослав их коротким жестом, принцесса приблизилась к отцовскому ложу.

Король Корхеи лежал без сознания. Его мужественное лицо, обрамленное седой бородой, имело серый оттенок. Щеки впали.

Батейра смотрела на лицо своего больного отца и испытывала очень сложные чувства. Она понимала, что как только слабый огонек жизни перестанет теплиться внутри него, она, вполне возможно, станет королевой Корхеи. И вместе с тем принцесса осознавала, что именно эта мысль заставляет ее чувствовать жгучий стыд. Ведь именно отец, Гакмоло, всегда был для нее, пожалуй, единственным человеком, который любил ее искренно, просто за то, что она существует на этом свете.