Илья Колупалин - Эхо Погибших Империй

— Король Гакмоло едва ли согласится предоставить вам своего сына и наследника, принца Гарука. Но принц Бьеджар или принц Хирам вполне могли бы...

— Мне не нужны принц Бьеджар и принц Хирам, пропади они пропадом! От них толку будет меньше, чем от некоторых моих советников: Гакмоло не сильно расстроит их смерть.

Бракмос вновь выдержал паузу.

— Мне нужна его дочь, принцесса. Это усилит рвение корхейского двора к борьбе против отступников, а я, в свою очередь, гарантирую Батейре Икмерсид безопасность и учтивое обращение.

Кемал перевел дух.

— Сомнительный вариант. Батейра единственная дочь Гакмоло, он души в ней не чает и не пойдет на это...

— Пойдет. Вы убедите его в этом.

Кемал медленно поднял глаза на лорда-протектора, опасаясь, что в них тот прочтет вопрос: «Иначе?...»

— Иначе я уничтожу ваше государство. Поверьте, я действительно пойду на это, если вы не оставите мне выбора.

«Блефуешь, подлец, — подумал Кемал. — Блефуешь. Пожалуй, ты и вправду намерен начать войну. Но только не против Корхеи. Мы как раз нужны тебе. Наш флот».

— Я сделаю все от меня зависящее, ваше преподобие, — уверенно заявил корхейский посол, поднимаясь на ноги.

Геакрон. Середина лета 729 года после падения Эйраконтиса

«Голова уже кругом идет от этих бумаг», — Кира подперла рукой подбородок, после чего устало потянулась в своем кресле.

«Наверное, уже за полночь... Нужно отсортировать еще две папки. Толстенные какие... будь они не ладны! Может, к черту? Оставлю одну назавтра. Старик Варкассий едва ли спросит с меня. Он вообще стал каким-то рассеянным. А у меня сейчас уже глаза слипаются...»

Сегодня в штабе генерала Освина Варкассия гостили странные личности. Их разговор с генералом продолжался довольно долго, а закончился тем, что старик с руганью выпроводил чужаков. Для добродушного Варкассия гнев сам по себе был редкостью, так что изумленная Кира не стала расспрашивать его ни о чем, хотя теперь втайне жалела, что не подслушала разговор. Интерес к чужим тайнам не был чужд тридцатидвухлетней работнице генеральской канцелярии, однако благоразумие Киры все-таки чаще брало верх. Она понимала, что такое «знать свое место».

Ее товарищ и помощник в канцелярских делах Лари Кьял приболел, и сегодня Кира засиделась затемно. Она все же решила оставить последнюю папку назавтра и засобиралась домой. Кабинет генерала был уже давно заперт, и Кира покидала штаб последней – не считая часовых в серо-зеленых мундирах у входа.

Штаб находился в центре геакронской столицы, Кира же жила неподалеку, всего в десяти минутах ходьбы. «Явный плюс моей службы» — любила повторять она про себя.

В столь поздний час встреча с ночными патрулями могла означать серьезные неприятности, даже тюрьму. В Геакроне гражданам было запрещено появляться на улицах после захода солнца – в целях безопасности. Но Кира, как работница генеральского штаба, имела особый пропуск, так что патрули страшили ее не больше, чем крики кошек в подворотне.

«Вот это благодать! — несмотря на усталость, Кира не могла не отметить, как прекрасна безлюдная ночная улица. — Даже воздух сейчас кажется слаще, чем в любое другое время!»

Воздух и в самом деле благоухал: к ночной прохладе примешивался аромат рододендронов, растущих по краям аллеи. Кира широкими шагами шла домой, а длинный кинжал, висевший на поясе, слегка похлопывал ее по бедру. То было ценное оружие: подарок Освина Варкассия — старик частенько проявлял к Кире отеческие чувства, выделяя ее из числа прочих штабных служащих. Отсутствие людей на улице зарождало в сердце мизантропки Киры исключительно радостные чувства. Она по жизни сторонилась людского общества, и не сильно переживала из-за отсутствия семьи.

«Государство – вот моя истинная семья, — часто говорила она себе. — Великий правитель, доко[1] Дзар — вот единственный предмет моего восхищения и преклонения!»

Кира Меласкес жила одна, в маленьком кирпичном доме на Мясницкой улице. Ее родители уже давно покинули этот мир. Отец служил в пограничном отряде и погиб в стычке с предателями, пытавшимися бежать в Кариф — Кира была тогда еще совсем девчонкой. А матери не стало двенадцать лет назад — ее забрала чахотка.

Несколько необычным для постороннего человека был тот факт, что Кира почти нисколько не тосковала по родителям. Единственное, что она помнила об отце, так это то, что он то и дело кричал на мать, да так, что Кира постоянно съеживалась и забивалась в дальний угол, чтобы не быть свидетельницей их бесконечных ссор.

Мать же после гибели супруга ожесточилась сердцем, превратилась в угрюмую и озлобленную женщину. Она вечно наказывала дочь за мелочи: трепала за волосы, лишала пищи, а однажды, когда Кира порвала юбку в драке с одноклассницами, заставила снять ее и пройтись в таком виде по кварталу. Но больше всего мать любила лупить Киру специальной деревянной дощечкой, которая висела в комнате девочки как напоминание о необходимости послушания. Кира несколько раз сбегала от матери, но жандармы ловили ее, и дома девочку всякий раз ожидала жестокая взбучка.

Когда мать заболела, Кира сбежала от нее в последний раз — только чтобы не заразиться. Больше всего она боялась, что мать сможет побороть болезнь: упитанная, полная сил, та никогда не создавала впечатления слабого здоровьем человека. Но перед своим побегом Кира украла у нее все деньги — чтобы мать точно не смогла достать лекарства.

И мать умерла — к радости и облегчению Киры. На похоронах она бросила в ее могилу ту самую дощечку, которой мать била ее, — и впервые за многие годы вздохнула полной грудью. Тогда она стала полноправной и единственной хозяйкой кирпичного дома на Мясницкой улице.

Кира любила свой дом, в нем ей было хорошо и уютно. Она все здесь постаралась обустроить на свой лад: чтобы о прежних временах не осталось даже памяти. А вот гостей она не слишком жаловала — по мнению Киры, дом — место сугубо личное, и вторжение всегда казалось ей чем-то оскорбительным. Впрочем, и друзей-то у Киры почти не было: в школе она всегда была изгоем и от сверстников получала лишь тычки и издевки. Лари Кьял был ее единственным другом и товарищем по службе, однако и ему Кира не могла полностью открыть свою душу.

В ту ночь Кира спала спокойно, безмятежно. Ей приснился довольно странный сон: в нем Освин Варкассий был ее отцом. Они сидели вместе за столом дома у Киры и складывали фигурки из бумаги (в детстве Кира действительно очень любила этот вид занятия). Старик что-то говорил ей тихим голосом и улыбался.

Проснувшись, Кира поняла, что ей пора собираться на службу. Она поспешно оделась, затем наскоро позавтракала и умылась, после чего направилась в генеральский штаб. На рабочем месте ее уже ждал Лари Кьял — ровесник Киры, тощий человек с редеющими волосами, глубоко посаженными глазами и крючковатым носом, который теперь был красным из-за болезни. Шею он обмотал шерстяным шарфом рыжего цвета. Вид у Лари был явно недовольный: он даже не соизволил поприветствовать Киру. — Ты вчера оставила папку неотсортированной? — гнусаво проворчал он. Отпираться было глупо. — Я...