Юсукэ Киши - Из нового мира. Часть 3

Для сорокалетнего взрослого два года — пустяк. Волосы чуть сильнее поседеют, тела станут болеть чуть сильнее, станут чуть тяжелее, и они станут чуть быстрее дышать. Это успело бы произойти за два года.

Но для двенадцатилетних детей любой эпохи за два года могло многое измениться.

В четырнадцать я не просто подросла на пять сантиметров и добавила шесть килограмм. А мальчики вовсе подросли на тринадцать сантиметров и добавили десять килограмм. Но это было снаружи. Перемены были и внутри нас.

Я привыкала смотреть на Сатору и Шуна снизу вверх. Это было неплохо, но удивляло меня. Сколько я помнила, они были друзьями и соперниками, но тут стали чем-то еще. Эта перемена была естественной.

Когда я это поняла, я отстала от них, гналась за их удаляющимися фигурами. Это было странно видеть, и ощущение было необъяснимым.

Нет, я знала, что чувствовала. Ревность.

Шун всегда был для меня особенным. Я не могла оторвать от него взгляда с того дня, как солнце озарило поле, и ветер взлохматил его волосы. Его ясный голос и сияющие глаза всегда очаровывали меня. Я всегда верила, что мы с Шуном будем вместе.

Сатору был простым. Да, но был умным, но, по сравнению с Шуном, чей талант ощущался в воздухе вокруг него, Сатору не был особенным. Но после того, как мы пережили нападение Пауков, мое мнение о нем изменилось. Он всегда был дружелюбным, и с ним было удобно быть рядом.

Потому моя ревность была сложной. Мне было не по себе, когда я видела их вместе.

За последние два года сильно изменились отношения между Шуном и Сатору. Хоть они никогда не враждовали, Сатору видел в Шуне соперника, порой неловко вел себя рядом с ним.

Но его чувства к Шуну полностью изменились за эти два года. Раньше он всегда отворачивался от улыбки Шуна, но теперь Сатору часто улыбался в ответ и смотрел глубоко в глаза Шуна.

Я всегда знала, что любила Шуна. И я видела чувства Сатору, когда он обнимал Шуна.

С другой стороны, я не знала, что Шун думал о Сатору. С его красотой и умом он привык к восхищению окружающих. Так что он спокойно, а то и снисходительно относился к тем, кто им восхищался. Но в них двоих я видела не только слепое желание Сатору. Хоть Сатору выражал чувства, Шун их принимал.

Я убедилась в правоте, когда увидела однажды, как они шли по полю бок о бок, как влюбленные, держась за руки, не замечая мир вокруг них.

Я развернулась и хотела уйти, но любопытство предало меня, и я пошла за ними на расстоянии. Я знала, что их близость будет больно видеть, но не могла сдержаться.

Они отошли от города и стали резвиться, как щенки. Точнее, Сатору прыгал вокруг Шуна, обнимал его сзади. Я вдруг поняла, что была бы рада родиться мальчиком. Тогда Шун выбрал бы меня, а не Сатору.

Комитет этики и отдел образования строго следили за отношениями между подростками разного пола. Мы в своем возрасте могли заводить лишь платонические отношения с противоположным полом.

Но они не мешали однополым отношениям. Так что, кроме нескольких человек, все развили гомосексуальные отношения.

Они забрались на холм, легли среди клевера и говорили. Я спряталась в кустах в двадцати метрах от них и смотрела, едва дыша.

Сатору пошутил, Шун откинул голову и рассмеялся, показывая белые зубы.

Сатору смотрел миг, а потом оказался над Шуном. Они застыли на время.

Я толком не видела со своего места, но не сомневалась, что они целовались. Сатору крепко сжимал Шуна. Шун просто лежал там, а потом обнял Сатору и стал играть с его телом, пытаясь перевернуть его и оказаться сверху. Сатору сопротивлялся. Они боролись, но у Сатору было преимущество. Шун сдался и со смиренным видом устроился на земле.

Сатору обезумел от этого. Он прижал Шуна к земле и целовал его страстно в губы, щеки, шею.

Я покраснела от одного этого вида и невольно стала водить по себе ладонями. Я не знала, было ли это от того, как страстно вел себя Сатору с Шуном, или потому что я хотела быть на месте Сатору. Может, я просто была странной, но сердце невыносимо пылало в груди.

Сатору с любовью обвел пальцами губы Шуна. Тот не сопротивлялся, и Сатору не унимался, сунул палец в рот Шуна, заставляя сосать его. Шун не мешал такой грубости, а щедро улыбался, хоть порой покусывал пальцы Сатору.

Я так увлеклась зрелищем, что склонилась вперед слишком сильно. Шун поднял голову, делая вид, что кусает ладонь Сатору, и он заметил меня на миг.

Я резко отпрянула в тени кустов, но он мог меня заметить. Я думала, что умру от стыда. Я пряталась какое-то время, но решила, что один раз выгляну и проверю ситуацию.

Сатору лежал сверху и старался стянуть с Шуна штаны. На его лице появилось восхищение, когда он раскрыл бедра Шуна, идеальные, словно вырезанные из белого мрамора. А потом, словно касаясь зверька, он стал нежно гладить пенис Шуна.

Шун рассмеялся и заерзал, словно его щекотали, но не сопротивлялся.

Может, мне показалось, что он меня заметил.

Не вставая, я развернулась и отползла. Если продолжу смотреть, сойду с ума.

Я понимала, что случится дальше. Я случайно увидела, как два мальчика из третьей команды занимались любовью.

Тогда я смотрела из чистого любопытства. Они были слишком возбуждены, чтобы заметить хоть кого-то. Один лежал на другом так, что пенисы были во ртах друг друга. Порой они заходили так глубоко в горло, что меня тошнило. Но им этого было мало. Они не могли нормально заниматься сексом, но все равно пытались. Вид их яростных толчков напоминал мне спаривание миноширо.

Я не хотела видеть Шуна и Сатору за таким глупым занятием.

Я с раздавленным состоянием ушла оттуда. Я хотела, чтобы меня утешили. И я знала, к кому пойти.

Я пошла искать Марию, вернувшись в город, и увидела ее на заднем крыльце дома. К счастью, ее семья отсутствовала, но оставалось третье колесо. Мамору.

— Саки, что такое? — спросила она бодрым и ясным голосом.

За эти два года Мария стала девушкой с красиво изогнутыми бровями, сияющими глазами, идеально прямым носом и выразительными губами, она не скрывала уверенность. Не изменились только ее огненно-рыжие волосы.

— Вдруг захотелось поговорить с тобой, — сказала я, улыбнувшись ей и холодно посмотрев на Мамору. Он избежал моего взгляда и пропал из виду.

Мария села на веранде, свесив ноги с края. Мамору устроился в стороне и рисовал Марию. Он рисовал не карандашом на бумаге, как мы делали в школе Гармонии. Перед ним на деревянной доске был тонкий слой белой глины, и он с помощью проклятой силы рисовал порошком из камней, типа граната, флюорита, берилла и кордиерита.

Портрет был похож на Марию, а еще уловил ее дух. У него был поразительный талант, тут я не спорила.

Мамору потерял мать из-за брюшного тифа, когда был маленьким, видел в Марии замену, ведь у обеих были рыжие волосы, редкость для нашего городка. По словам Сатору, рыжие волосы были не азиатской чертой, так что мамы Мамору и Марии могли иметь общих предков, которые прибыли из далекой страны поколения назад.