Екатерина Лебедева - Пасифик [СИ]

Он поманил пальцем, похлопал по кушетке рядом с собой. Хаген сделал над собой усилие и приблизился, оставив самого себя где-то позади, невесомо парящим за пределами этого страшного бокса, пропахшего спиртом, мясом и тщательно затёртой кровью.

— Вы как на эшафот вступаете, — заметил Кальт с некоторой досадой. — Садитесь!

Он подтянул Хагена за здоровый локоть и заставил опуститься рядом. Его прикосновения были профессиональными, точными, деликатно твёрдыми, оглушающими — Хаген вытаращил глаза и задышал, ватная тишина напомнила погружение в воду: сквозь мерцающую бутылочно-аквамариновую толщу он видел искажённые линии, цветовые пятна, квадраты и прямоугольники, отвлекающие от главного — ярких, пронзительных центров, окружённых серебристой радужкой. Затмение. Он моргнул, и изображение сфокусировалось, снова расплылось и опять…

— Эй-эй…

Что «эй»? Он отшатнулся, изо всех сил, и чуть не свалился с кушетки. Обхватил себя за плечи. Его трясло.

— Тш-ш-ш, — сказал Кальт. — Ну тихо, тихо. Всё, всё. Не трогаю. Да что же такое?

Он был изумлён. На этот раз неподдельно.

— Дышите, ну! И… нет, не понимаю…

Он резко встал, наклонился, навис и вдруг исчез, переломился в коленях и ухнул вниз — и оказался перед Хагеном, зрачок в зрачок, близко, но на расстоянии, на самой границе переносимости.

— Как вас зовут? — спросил он быстро, требовательно.

— Хаген.

— Не то.

— Не знаю. Прекратите! Почему всех так интересует мое личное имя? Оно есть в документах.

— А я хочу, чтобы вы его произнесли.

— Юрген.

— Юрген, — повторил Кальт. По его лицу прошла тень. — Юрген? Юрген… Нет, не так… Йорген. Вы же Йорген?

— Нет!

— Да. Я не ошибаюсь. Йорген. Хотя в ваших краях… — он оборвал себя, поморщился. — Ложная память?

— Наверное.

— Наверное.

Секунду-другую они мерили друг друга взглядами, тяжело дыша.

— И всё-таки Йорген. Реестр тоже может лгать.

— А вы?

— А я — Кальт. Я не лгу. Нет необходимости.

Он выпрямился и застыл, покачиваясь, постукивая пальцем по ключице, с выражением нормальной, живой обескураженности.

— Интересно. Очень интересно. Юрген-Йорген. Йорген…

— Не надо! — попросил Хаген. — Неприятно, когда так…

— Вижу. Странно. Придётся привыкать. Мы довольно много времени будем проводить вместе. Странно. Я подумаю. И дайте всё же заняться вашим плечом! Я уже смирился с тем, что мне придётся таскать вас за собой в качестве перспективной тени, но терпеть на закорках ещё и медбригаду на выезде — это уже слишком, даже для меня. Отвернитесь и перемножайте числа. Займитесь высшей математикой. Вы игротехник — вспомните экспоненту психофизической функции для каждой модальности. Стисните зубы и потерпите. Йорген, Йорген… ладно!

Он опять присел рядом, зазвякал стеклом, надавил, укусил тонко и больно. Плечо сразу онемело.

— Вот так курьёз. Как же мы будем работать?

— Никак.

— Да бросьте!

Он сноровисто и деловито проделал требуемые манипуляции, хмурясь, но терпеливо пережидая, пока Хаген преодолеет очередной приступ отвращения.

— Я подниму ваше дело и посмотрю, кто вас формировал. Тут что-то не то. Интересно. В самом деле, интересно. Но, конечно, не так интересно, как то, чем мы с вами займёмся! Маленькие каникулы и много-много работы.

Свет, проникающий сквозь решётку окон, крошился неправильными кубиками как грязный сахар. В оранжевой столовой на втором этаже, целиком принадлежащем научникам, Группа пила чай или только готовилась к чаепитию, проходя санобработку, показывая медикам свежие ушибы, ожоги и вмятины на оловянных поверхностях. Так или иначе, одно место за столом предназначалось ему. А ещё в загашнике лежал неиспользованный хук слева для Морица.

О чём я думаю?

Свободной рукой он потёр гудящий висок.

Кто меня формировал? Он поднимет дело и обнаружит, что оно сфабриковано. Тупик.

Йорген. Почему Йорген?

— Высшая математика, — напомнил Кальт. — Вы ещё помните связь между пределом и интегралом? А как у вас в Отделе со статистикой? Все ли владеют основами структурного моделирования? Не забывайте дышать, я уже почти закончил. Всё проходит, пройдёт и это. Не печальтесь, Йорген! Сойдите с эшафота.

— Не называйте меня так. Пожалуйста!

— Использовать чужие имена не в моих правилах. Хорошо, сойдёмся на том, что я буду называть вас так, как подскажет момент. Думаете, логика противоречит интуиции? Ничего подобного, они преотлично танцуют вместе. Вот и всё. Вы помечены, но остались живы, это ли не повод для праздника? Сегодня вообще-то праздничный день, мои химики получили новый заказ. Подозреваю, что в «Абендштерн» нас ждёт апфелькухен с сюрпризной монеткой. Никак не могу истребить эту варварскую традицию.

Кушетка застонала, и на смену сгустку напряжения, заставляющему топорщиться кончики волос на всём теле, пришла прохладная разреженная пустота. Терапист отодвинулся куда-то далеко. Чем-то щёлкал, что-то переставлял, добиваясь ещё большего порядка. Хаген рассматривал босые ноги. Ноготь на большом пальце треснул до основания, в трещине запеклась кровь.

— Почему патрульные не любят научников? И наоборот.

— Потому что моих солдатиков лучше кормят. Всё тривиально. Вы бы тоже сходили подкрепились. Боюсь, что следующий приём пищи ожидает нас, когда уже совсем стемнеет. Что-то вы совсем приуныли.

— Оставьте меня здесь, — предложил Хаген. — Я мог бы работать на Территории.

— Может быть, — рассеянно сказал Кальт. — Я обдумаю. Решать не вам. Привыкайте к тому, что решать за вас буду я. В таком положении есть свои плюсы.

— Хотите, чтобы я стал пешкой?

— Я хочу, чтобы вы не прыгали через клетку. Всему своё время. Техник дорастает до мастера, шашка выходит в дамки, пешка становится ферзём… И только вы лезете в водоворот, не зная брода. Берите пример с Франца, он мудрее вас.

— И сколько у него осталось шансов? Если учесть, что сегодняшний он использовал.

— Кажется, я начинаю догадываться, почему он его использовал. Вероятно, я был слишком строг. Йорген, будьте внимательнее. У меня слишком мало времени. Но часть его я всё же потрачу на вас. В надежде, что это окупится.

Подёргивание мышц на его лице могло означать всё, что угодно. К примеру, улыбку.

Или нервный тик.

Солнце блуждало по небу как проклятое. Дошло до края и отправилось назад. А потом и вовсе растворилось в промельках и проблесках, в условно южном, предгрозовом мрачноцветии — поди догадайся, сколько там осталось до конца представления.

Изолированный от сервера браслет нёс откровенную чушь, сообщая, что текущее время — два часа пополудни. Показатели атмосферного давления и влажности тоже вызывали сомнения. Температурный индикатор дрожал и подпрыгивал, сигнализируя о выбросах лавы и стылом безмолвии космических дыр. В действительности же было прохладно, сыро и по-весеннему ветрено.