Екатерина Лебедева - Пасифик [СИ]

Живот опять скрутило. Хаген поздравил себя с тем, что вот уже больше суток ничего не ел. Именно сейчас отпрашиваться в уборную было сродни самоубийству.

— Тик-так, — продолжал доктор Зима, рассеянно перебирая пряди белокурых волос своего охотника, дрожащего так, словно его вот-вот хватит удар. — Всем приспичило на север. Что же вы ёрзаете, Йорген? Вам тоже куда-то приспичило?

— Я подожду, — выдавил Хаген. Его прошиб холодный пот.

— Вот-вот, лучше подождите. Я буду краток. Мне, видите ли, нужно собираться. Меня, видите ли, жаждут видеть в Резиденции по очень важному вопросу. А когда я закончу доклад, меня будут учить послушанию.

— Вас?

— А, вам тоже смешно? Времени и без того в обрез, стоит ли тратить его так бездарно?

Он фыркнул. В сочетании с неподвижной покерной маской это прозвучало жутковато.

— Север. Ха!

— Север — это Пасифик, — подсказал Хаген.

Приоткрыв один глаз, Франц беззвучно проартикулировал: «Заткнись, кретин!»

***

— Все пути ведут в Пасифик. Пасифик! Я не знаю никакого Пасифика. Да кто его видел вообще? Фикция, мнимая величина. Есть Стена — я могу исчислить её площадь, лизнуть, пощупать, капнуть кислотой… Есть составы с провизией и предметами быта — прекрасно, как учёного они меня не интересуют, зато интересуют с точки зрения обывателя. Всё, больше нет ничего, что интересовало бы меня как предмет исследования.

— То, что за Стеной. Разве это не цель науки — изучать то, что скрыто?

Ртутная стрелка термометра целеустремлённо ползла вверх. Хаген не мог отвести глаз от одухотворенного лица доктора Зимы. Голос тераписта звучал жёстко и страстно, сквозь тёмно-стеклянную телесную броню пробивался свет, тоже жёсткий, бескомпромиссный, обжигающе яркий как от разогретого до предела проводника в лампе накаливания.

— Наука, в первую очередь, рациональна. Практична. Наука не занимается фикциями! По нашу сторону Стены нет никакого Пасифика, зато есть Территория, которая поглощает нас сантиметр за сантиметром. Что есть Территория? Я не знаю, но готов рассматривать её в качестве научной проблемы. А ещё есть вопросы, масса вопросов — не проблем, которые это сборище идиотов не считает достойными изучения.

— Например?

— Что такое верблюд?

— Что, простите?

— Вы слышали. Я спросил, что такое верблюд?

— Животное.

— А что такое животное? Иногда вы произносите «боже мой». Виллем тоже постоянно употребляет это словосочетание. Что такое «боже мой», Йорген?

— Не знаю… фигура речи?

— Фигура речи, — повторил Кальт. — Фигура… речи…

Он вновь присел на диван, упал на него своей тяжестью. Беспокойная крылатая тень порхнула вниз и распласталась у ног. Из-за множества источников света теням в этой белой комнате приходилось туго.

— Мы произносим разные слова и не помним, откуда берём их значение. Но ведь берём! Человек — это животное в ряду других животных — простейших, головоногих моллюсков, млекопитающих, окапи, слонов, мангустов, шимпанзе. Смотрите, сколько слов я произнёс. Что они означают? Здесь, в Райхе, нет никаких животных, но у слона — большие уши, а я это знаю. И это мучительно, Йорген, — каждое мгновение сталкиваться с таким знанием! Человек — любопытное существо, но он ещё чертовски логичен. Вам кажется, что я ничего не чувствую? Это не так — у меня болят мысли!

— Что вы собираетесь делать?

— Мне не хватало вас, Йорген, в самом деле не хватало — эмпо-феномена, который вместо того чтобы активно сопереживать, может быть, даже жалеть, ведь это так естественно и тоже в природе человека… вместо всего этого требовательно заглядывает мне в глаза и спрашивает, что я намереваюсь делать. Я вам скажу. Ложная память. Территория. Меня интересует проблема памяти и Территории. Я думаю, это одна проблема. И я намереваюсь решить её раз и навсегда!

— Каким же это образом?

— С помощью ваших нейроматриц, мой саркастичный техник. Территория отравляет наше сознание, посылая нам фикции. Что вы там шепчете во сне? «Мысль — это радиоволна?»

— Я?

— Вы. В последнее время вы спите мало и беспокойно. С радиоволной, конечно, дали маху, но общее направление выбрано верно.

— Вы меня прослушивали! — потрясённо сказал Хаген. Он знал, что стены дома скрывают множество секретов, но почему-то не принимал всерьёз мысль о том, что Кальт мог подключиться в редкие часы сна. Это казалось… неправильным. Дом, как-никак, должен оставаться домом, пусть изначально он и принадлежал кому-то другому.

— Да уймитесь же, упрямец! До чего же вы склонны застревать и вязнуть в деталях. Как вам прогулка по пересечённой местности? Много видели, но мало поняли? Это прекрасно. Территория посылает сигнал, вы принимаете и… отказываетесь расшифровывать. Нет, не так — вы обезвреживаете этот патогенный импульс. Вы хитрый приёмник, Йорген, а Вернер изобрёл хитрый передатчик.

— Рассеиватели…

— Уже давно ничего не рассеивают. Мы нашли более эффективное решение. Скажите спасибо вращающимся атомам, вы танцуете — и они танцуют вместе с вами, выстраивая пространство, нарушая естественный порядок физического вакуума. Что я объясняю, это же вы — техник, не я. Познакомлю вас с Вернером, он и дирижер, и танцмейстер, я лишь подбираю репертуар.

— Аксионное излучение?

— А, вы нашли ещё одно хорошее техническое слово! А вот я люблю простые биологические слова — «сопротивление», «адаптация»… Вы сопротивляетесь Территории и, тем самым, обеспечиваете нам возможность адаптации. Так пройдите дальше, узнайте больше. Принесите мне горсточку каштанов, но не пытайтесь заглянуть под колючую шкурку! Танцуйте на шаг впереди, Йорген, вы же можете? Определённо, да. У меня чутьё на возможности и точки бифуркации. Танцуйте, а я буду подкидывать вам карты из своей колоды!

Он прищурился, то ли усмехнулся, то ли оскалился краем замёрзшего рта. Даже раненый, доктор Зима был исключительно опасен.

— Вы изменили настройки излучателей, — медленно проговорил Хаген, начиная понимать. — Запустили какой-то новый процесс. Всколыхнули Территорию. И вы ничего им не сказали! Ни Лидеру, ни министрам… никому! И продолжали бы, если бы вас не припёрли к стенке.

— Не беспокойтесь, меня нашлёпают, и нашлёпают больно. Но я вернусь. Я всегда возвращаюсь. А пока меня дрессируют, вы продолжите мой маленький полевой эксперимент, дарующий Райху безопасность и процветание. Потому что стоит нам — вам — сбиться с ритма, и Территория обрушится с удесятерённой силой. Противодействие усиливает действие, вот такая нехитрая психофизика! Люди Рупрехта — просто пешки для отвода глаз. Они могут лишь убирать остатки. Основное оружие — у вас внутри. У вас и других оловянных солдатиков. Но вы, безусловно, будете самым стойким!