Екатерина Лебедева - Пасифик [СИ]

— Ха! — сказал он со сдержанным удовлетворением. — И тут прокол. Всё ветшает, всё валится из рук. А мы ещё собрались воевать!

— Прекрасно, — отложив пульт и промакивая лоб платком, резюмировал Улле. — Он и тут поспел! Научники, ну, где же ваши гарантии?

— Это невозможно, — с жаром сказал один из приглашенных докторов Хель, адресуясь непосредственно к Райсу. — Контроллер снабжён защитой, при попытке взлома которой мы бы обязательно… мы бы непременно получили…

— Да-да, — тихонько сказал лидер. — Обязательно и непременно. Доктор, может, поясните — как?

— Капля терпения, бочка умения, — в тон ему ответил Кальт. — Вот так оно и бывает, Алоиз. А мы ещё даже не ступили на передовую. Это не щелчок, это иллюстрация. Как я понимаю, «спасибо» мне не дождаться?

— Спасибо, — сказал Райс. Кровь отхлынула от его сморщенного лица, выражающего теперь истинное огорчение. — Мне жаль. Мне так жаль, Айзек! Но, честное слово, я не вижу иного выхода!

Клик-клак!

Активированные магнитные полосы подтянулись друг к другу, заставив тераписта изменить положение рук. Рослые конвоиры шагнули вплотную, готовясь увести или зафиксировать осуждённого. Хаген вздрогнул. Он опять как будто раздвоился, и теперь одна половина, ставшая самостоятельной частью, балансировала на вихляющемся насесте, поёживаясь от сырости, пропитавшей стены Сторожевой башни, другая же — боролась с приступом удушья, так похожим на отчаяние, которое на долю мгновения мелькнуло в потемневшем взгляде доктора Зимы.

Райген. Круг размыкается, круг замыкается. И нужно дойти до конца.

Зашуршал брезент, скрипнуло железо.

— Тебе не обязательно смотреть, Франц, — сказал Кальт устало. — Хотя я не против, чтобы ты остался. Но тогда веди себя тихо, просто сиди. И будь добр, посторожи Йоргена, он горазд создавать ветер.

Ветер. Выпустите меня! Ради Бога!

Там, снаружи, ветер усиливался, и даже здесь, в подвале, ощущалась плавная качка дрейфующего корабля, увлекаемого куда-то к северу. Синеватый отсвет на лицах выцвел до медной прозелени, как будто зрителей штормило. Морские волки в первом ряду раздвинули шире складчатые шторки век. Намечалось что-то интересное.

— Я останусь, — решил Франц. — А солдат пусть прыгнет и укусит. И сдохнет.

Закусив губу, он вцепился в железный каркас и закаменел, обратившись вместе со стулом в живую инсталляцию протеста.

— Солдат сдохнет вместе со мной, — в глуховатом голосе Кальта зазвучали провокационные нотки. — Так же, как и ты. Помнишь?

— Я и не собирался жить вечно, — твёрдо сказал Франц. — Я знаю, с кем танцую.

— И всё же ты мог бы уважать мое дело. Ты тоже его часть.

— Лучшая часть!

— Может быть.

— Я готов вас простить, — внезапно охрипнув, произнёс Франц. — Может быть.

— Не трудись. Я не просил прощения.

Совещание клуба упрямцев явно зашло в тупик. Райхслейтеры внимательно следили за развернувшимся представлением. Корабль сносило на скалы, и никто не хотел пропустить момент, когда неуправляемое судно с размаху впечатается в отвесную стену и острый выступ рифа со скрежетом пропорет бронированный борт.

— Хорошие мастера, — признал лидер. — А вот наш Юрген что-то молчит. Вы тоже не рассчитывали жить вечно, мой бравый норд?

— Я бы ещё пожил, — откровенно сказал Хаген.

Алоиз Райс рассмеялся, негромко, но от души. Вслед за ним захихикали остальные — дробно, горохом, по цепочке, в кулачок, в перчатку. Только Улле холодно наблюдал за происходящим, поджимая губы, когда сухонький локоток лидера ударял его в бок.

— Айзек, а вы в своём репертуаре: стреляете по всем целям сразу! Что вы задумали? Допустим, красавец-мастер воспроизводит вашу логику формирования — я сужу по прогрессу в его обучении. А что представляет второй? Обновлённую версию? Или её противоположность?

— Полуфабрикат, работу с которым вы не даёте мне завершить.

— Ну ничего, — успокаивающе проговорил лидер. — Ваша первая правая рука поработает над второй и доведёт дело до конца. Не так ли, мастер Йегер?

— О да, — процедил Франц. — Я доведу. Могу поклясться!

Кальт нахмурился. Лишь дразнящее прикосновение нервного тика — не улыбки! — выдавало овладевшую им растерянность. Обострившимся эмпо-чутьём Хаген мог уловить тяжёлый телеграфный пульс лихорадочно бьющейся мысли:

Я ошибся? Ошибся. Но где?

***

— Я не закончил, — с тоской произнёс доктор Зима.

Башню качало.

Хаген закрыл глаза и всё равно чувствовал, как над головой, этаж за этажом, набирает размах гигантский маятник, обращенный грузилом к небу. Небо представлялось далёким и условным, отгороженным чередой сводчатых перекрытий. Пасифик был опять недоступен, его зов не пробивался сюда ни точкой-тире, ни созвучием. Как страшно погибать в подвале! Хаген прислушался к плещущему шуму, создаваемому током крови, напряг мышцы — мы здесь, мы здесь! — нырнул в ухающую пустоту желудка и ниже, вдоль каждого изгиба, каждой косточки. Всё исправно, всё в готовности, всё с затаённым трепетом ожидало последнего сигнала от остывающего каменного сердца.

Умрём в один день…

— Сойдите с эшафота, Йорген! — с досадой бросил Кальт. — Не видите — здесь уже занято. Впечатлительный техник! Я снял терминальную синхронизацию. Твою тоже, Франц. Станцуете, как придётся. Стукаясь деревянными лбами всем на потеху.

Он совершенно овладел собой и с недовольством рассматривал наручники, мешающие принять удобную позу.

— Щедрый подарок, — оценил Райс. — Значит, ваши мастера свободны?

— Освободятся, когда доиграем зингшпиль. Не раньше.

— Неужто вы стали сентиментальны, Айзек?

— В первую очередь, я практичен. Ценю свой труд и не трачу материал впустую. Слышали свист, мой лидер? Это опять был намёк, глянь-ка — шалунишка полетел обратно! Пора заканчивать, я устал! Надеюсь, мне дадут выбрать способ?.. По крайней мере, уж это-то я заслужил.

Он и впрямь выглядел почти прозрачным от утомления. Бессонные ночи по очереди расписались на его лице, добавив теней и впадин, притушив огонь, нет-нет да прорывающийся сквозь подтаявший ледяной панцирь. Сейчас он казался уязвимее конвоиров, и тем приходилось быть начеку, чтобы при необходимости успеть поддержать высокое, но хрупкое тело.

— Мы уже выбрали, доктор, — сказал Улле.

— А я спросил не вас. Закройте рот, Мартин!

— Боюсь, что райхслейтер прав, — с почти натуральным сожалением сказал Алоиз Райс. — После всего, что вы здесь наговорили… Ведь это тянет на государственную измену. Но я знаю, что вы не изменник, Айзек! И Мартин знает, вы к нему несправедливы. Вы задали нам труднейшую задачу, но льщу себе надеждой, что я всё же смог её разрешить…