Алексей Келин - Семейные обязательства

… Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде жизни вечной преставившегося детей Твоих…

Свечей в сумке оставалось еще немало. Отец Георгий продолжал беззвучно молиться и зажигать маленькие огоньки в память о тех, кого убил сам, кого не смог спасти, кого приходилось хоронить – наспех, неглубоко, лишь бы дать погребение и покой душе.

Их ли душе? Своей ли? Всем?

… ослабь, оставь и прости все вольные их согрешения и невольные, избавь от вечных мук и огня геенны…

Начало войны Принцев застало его в глуши. Распоясавшаяся семейка оборотней держала в страхе всю округу, приезд охранителя жители окрестных сёл приняли как избавление от всех бед.

Оборотней он спалил в их собственной хате. Дал одно огненное погребение и нечистым тварям, и костям жертв. После приехал в ближайший монастырь – отдохнуть и подлечить загноившуюся рану. Оборотни не чистят зубы, в их пасти полно всякой дряни, но это полбеды. Настоящая беда в том, что даже священник может заразиться ликантропией — болезнью оборотничества. Это уже очень серьезно и требует немедленного лечения на освященной земле.

В монастыре пришлось задержаться. Там отца Георгия и застало известие о смерти императрицы Изольды. И почти сразу после него – сообщение о завещании, в котором был указан не старший внук Изольды – Константин, а младший — Александр.

Константин объявил завещание подделкой, попытался арестовать Александра, но тот успел поднять своих жандармов и с боем прорвался из Гетенберга.

Эта война так и осталась бы очередным дворянским конфликтом, почти не затронувшим остальных жителей империи (кроме тех, кто не успел убраться с дороги армий), но Александр подложил огромную бомбу под имперские устои. Говорят, он всего лишь озвучил давно разработанный план своей покойной бабки Изольды…

Охранитель не знал этого. Да и какая разница?

Принц объявил полную отмену сословных ограничений.

Любой крестьянский сын из его солдат теперь мог дослужиться до генерала, коли хватит упорства, везения и таланта. Любой разночинец – поступить в университет и даже получить императорскую стипендию, если хватит ума... И так далее. Во всех тонкостях отец Георгий сходу и не разобрался.

Следом Александр издал закон «О полезных колдунах» и стал открыто использовать магов-лекарей в армии. Почти мгновенно стало ясно — борьба за трон превратилась в войну между старым и новым порядком.

Вскоре полыхнуло по всей империи.

Большинство дворянских родов было резко против изменений. Простонародье — наоборот, фактически объявило Александра святым без официальной коронации, но были и те, кто отказался менять заветы предков. Кое-кто из баронов не желал присягать ни одному из принцев. Прогрессивная молодежь толпами валила под флаги Александра и быстро гибла в кровавых схватках с профессионалами Константина. Сам Константин бестолково метался по стране, теряя сторонников больше по собственной глупости, чем из-за действий противника, но его армия была еще крепка.

Дезертиры и мародеры сбивались в крепкие банды, зачастую составляя серьезную опасность даже для войсковых обозов, не говоря уж о мирных деревнях.

Церковь отмалчивалась.

Священный Синод объявил войну «мирским делом» и категорически запретил священникам поддерживать любого из принцев под угрозой запрета служения. Как с этим справлялись полковые капелланы и лекари больниц при церквях – отдельная история.

Нежить, нечисть и прочие гадкие твари во всеобщей неразберихе пировали на крови, добавляя охранителям массу тяжелой работы.

Спустя пять лет Провинциал-охранитель ставил свечи.

… Казненная Константином дворянская семья. Они отказали войскам в фураже из своего поместья. Отец Георгий отпевал их на следующий день после ухода армии. Тринадцать человек, от мала до велика.

… Трое озверевших от голода крестьян, лишенные всех запасов на зиму. Они решили, что одинокий путник в плаще охранителя – легкая добыча.

… Умирающая девушка в сожженной деревне. Она не могла кричать, только тонко стонала, пытаясь отползти от незнакомца.

… Бабка-травница, приютившая раненых дезертиров. Их всех так и оставили висеть на сучьях, отец Георгий не сразу сумел добраться до жестких веревок.

… Искалеченный юноша с пустыми глазами среди горы трупов на оставленном поле боя. Его пришлось доставать из разломанного конскими копытами дорогого рыцарского доспеха и бинтовать прямо на месте. Брат-лекарь из ближайшего монастыря, рассматривая его раны, грустно пробормотал: «Не жилец…»

… Солидный купец, приколоченный гвоздями к стене собственного склада.

… Залитые кровью мостовые Грюнфельда после штурма города Рогенской гвардией…

В памяти мешались лица, крики, пожары, стук копыт конницы и грохот пушек. Мужчины, женщины, дети, старики – все они говорили на одном языке, молились одному Богу, жили в одной Империи, но с нечеловеческим ожесточением уничтожали друг-друга.

А у границы разворачивались боевые порядки рогенской панцирной кавалерии.

Господи, на все воля Твоя.

… и даруй им причастие и наслаждение вечных Твоих благ, уготованных любящим Тебя…

Неужели та война была наказанием за отречение императорского дома от благословения Мстислава? Дети колдуна делили власть, на которую не имели права? Старая жуть Тридевятого царства снова поднимала голову?

Вразуми, Господи!

Отец Георгий смотрел на ровно горящие огоньки свечей. Они расплывались, сливались в один погребальный костер, грозящий снова захлестнуть имперские земли. Охранитель отступил на шаг, перекрестился на распятие, сморгнул навернувшуюся слезу и прошептал:

- Прости, Господи. Укрепи меня. Вразуми. Дай сил исполнить долг.

Он не увидел, скорее почувствовал движение за спиной. Медленно обернулся к юной девушке в траурном платье. Под ее глазами залегли темные тени смертельной усталости, она нетвердо стояла на ногах и, похоже, держалась из последних сил.

- Простите, отец Георгий, - негромко сказала она. – Простите, что помешала. Вы говорили – к вам можно обратиться в любое время…

- Здравствуйте, Елизавета Павловна, - ответил охранитель. В его голосе послышались надтреснутые нотки, как у разбитого колокола. – Вы не помешали. Пойдемте, если вам нужно поговорить.

«Дети колдуна… - билась в голове охранителя страшная мысль. – Дети… И внуки, за которых никто не отрекался»

Элиза смотрела на него открыто и доверчиво, с надеждой на чудо.

По пути от кладбища к подворью Охранителей она сбивчиво рассказывала отцу Георгию о своих мучениях. О том, что ей уже давно снятся невыносимые кошмары, а после смерти Пьера видения терзают ее каждую ночь. Как она боится закрыть глаза – ведь тут же придут безымянные твари. Как она перед сном, морщась, глотает крепкий алкоголь, лишь бы отключиться. И как в самые страшные моменты, за секунду до того, как ужас настигнет, ее будит маленькая покалеченная кошка.