Алексей Келин - Семейные обязательства

Настоящие родители Элизе известны с рождения, но ведь и эти люди – не чужие!

Интересно же!

Домой Элиза вернулась все в том же азартно-веселом расположении духа. Она никак не ожидала, что дверь вместо лакея ей откроет горничная, да еще и заплаканная.

- П-простите, Елизавета Павловна. Вас в южной гостиной дожидаются… Служанка сделала неловкий книксен и попыталась исчезнуть.

- Стоять, - негромко велела Элиза. – Рассказывай.

Девица всхлипнула.

- Гришку, лакея, ранехонько утром нашли зарезанным. Вас следователь ждет. Ох, что ж делается-то, Елизавета Павловна?

- Что-то странное, Анютка… Что-то очень странное, - пробормотала Элиза, направляясь в гостиную.

Ей навстречу поднялся узколиций темноволосый господин в мундире гетенбергской стражи. Он почтительно поклонился хозяйке.

- Здравствуйте, госпожа Румянцева. Я Лисин Сергей Николаевич, следователь стражи Гетенберга.

- Здравствуйте. Мне очень жаль Григория. Что с ним случилось и чем я могу вам помочь?

***

Вовка Огрызок, он же – Владимир Савич, мещанин, владелец лавки недорогих ювелирных изделий, давно был под подозрением в скупке краденого. До последнего времени на него особо не обращали внимания, слишком мелок был жулик. Проводить серьезную операцию из-за пары посеребренных кофейников, когда есть дела поважнее – неоправданное расточительство далеко не бесконечных ресурсов Гетенбергского управления. Но Огрызок зарвался, связался с серьезными грабителями и хапнул куш не по чину. Тут-то и пришло время поставить крест на его немудреном заработке.

Поутру, сразу после открытия лавки, Огрызка навестила арест-команда во главе со следователем-стажером. Много чести Огрызку – людей посолиднее от дел отвлекать, желторотика с него хватит.

Стажер скучал и тщательно описывал конфискованное имущество: женская сумочка с цепочкой из белого металла, чайный сервиз со следами (возможно) позолоты, одна из чашек с трещиной. Латунный портсигар, украшенный эмалью… и тому подобный дешевый ширпотреб, добыча мальчишек-карманников. Во время исследования тайника под стойкой (чего б поинтереснее придумал, горе-воротила) в лавку ввалился тип, немилосердно воняющий дешевой сивухой. Он быстро сообразил, что не угадал со временем визита и попытался удрать, но глазастый стажер заметил на его стоптанных сапогах бурые следы, похожие на кровь.

Городовые, привычные и не к такому, быстро скрутили посетителя. В его карманах обнаружились ценности, никак не вяжущиеся ни с оборванцем, ни с облезлым интерьером лавчонки. Галстучная булавка с небольшим сапфиром, перстень – печатка, несколько золотых монет и серебряный портсигар с весьма ароматным содержимым.

- Може, грабанул кого, Ваш-бродь? – пробасил старшина городовых, царапая пальцем гравировку на портсигаре.

- Разберемся, - приосанившись, веско ответил стажер, пряча улику в пакет.

Огрызок сдавленно просипел, что видит мужика впервые в жизни.

- Опупел, Огрызок? – во все горло возразил тот. – Я ж тебе, выжиге мутному, спокон века хабар ношу, проклятущий ты клоп!

- Я опупел?! Хайни, пьянь ты подзаборная, что ж тебя черти сюда носят! Не брал я у тебя ни… - Огрызок осекся, глянул на суровых городовых и закончил тихонько: - ничего. Господа стражники, ни при чем тут я, все от доброты…

Стажер наслаждался мгновениями триумфа.

Все обстоятельства прояснились быстро. Пьянчужка Хайни был постоянным клиентом Огрызка, носил ему все, что попадалось под руку – от шкатулки покойной матушки до посеребренной сахарницы, хитроумно стащенной из летнего кафе в прошлом августе. Он не скупился на подробности мелких краж, резонно полагая, что светит ему за все художества максимум полгода исправительных работ. Зимовать на какой-нибудь тюремной лесопилке с гарантированной кормежкой всяко лучше, чем выживать в заснеженном Гетенберге, прячась от злых дворников. Метлой по загривку – малоприятные ощущения.

- А цацки енти я в канаве нашел, вот. Покажу, чего ж не показать. Туточки, неподалеку, под мостом…

Стажеру очень не хотелось лезть в припорошенную нетронутым снегом илистую грязь, скопившуюся под небольшим каменным мостиком через узкий приток Ристера. К тому же снег прошел ночью, а Хайни утверждал, что копался тут примерно час назад. Пришлось пожестче тряхнуть незадачливого воришку. Осознав радужные перспективы обвинения в разбое (а это виселица, без вариантов), Хайни побледнел и показал другой спуск под тот же мостик, за сараями. Там и нашли тело молодого мужчины в добротной одежде. Под теплым плащом обнаружилась ливрея с гербом Румянцевых.

Судя по состоянию тела, убили его не раньше утра, а скорее – часа три назад.

Как ни мечтал стажер о серьезном самостоятельном расследовании, его похлопали по плечу, похвалили и отправили дописывать протокол изъятия ценностей из ювелирной лавки. А дело досталось опытному следователю Лисину.

Он и отправился на место работы жертвы.

***

- Вы давали ему какие-то поручения за пределами дома, Елизавета Павловна?

- Д-да… - пролепетала Элиза, пытаясь вынырнуть из липкого ужаса. – Вы ведь знаете, я овдовела неделю назад. Григорий был камердинером мужа, заодно выполнял функции секретаря и доверенного лица. – Она говорила невпопад, не слишком надеясь, что следователь что-то поймет. Скорее, пыталась думать вслух, спрятать за потоком слов навалившийся страх. – Я велела ему собрать и отнести в канцелярию рабочие бумаги супруга, которые были в его кабинете. Господи Иисусе, молодой такой, они с Пьером ровесники…

- Примите мои соболезнования, - профессионально посочувствовал Лисин. – Вы можете сказать, какие документы должны были быть при нем? Мы ничего не нашли.

Элиза перечисляла что-то, даже описала несколько папок, в которых Пьер хранил бумаги, а перед глазами стояли те несколько листков, которые она передала Провинциал-охранителю. И тот, что она оставила у себя.

Они со следователем разговаривали в гостиной. Элиза, задумавшись, стала перекладывать газеты на столике перед собой, пока не наткнулась взглядом на заголовок «Пожар в архиве». Она схватила газету, забыв о вежливости, и пробежала глазами заметку.

Сгорела вся документация об императорской благотворительности… Архивариус задохнулся в пожаре… Ведется расследование, но возможна нелепая случайность…

Они с фон Раухом въезжали в Гетенберг, когда спалили архив. Элизе вспомнилась тень озабоченности, недоумения и злости на бесстрастном лице спутника – видимо, его это раздосадовало.

- Вам о чем-то говорит статья? – поинтересовался Лисин.

- Да, - кивнула Элиза. – Муж много работал в этом архиве, после похорон ему по почте пришло письмо оттуда. Я не вскрывала, сложила к бумагам, которые должен был передать Григорий.