Дарья Беляева - Жадина [СИ]

Но она всегда под, она никогда не над, и мы не увидим ее даже здесь, в ее темном, холодном доме.

У Офеллы в рюкзаке единственное лекарство от ее любви. Поэтому каждый из нас присматривает за Офеллой больше, чем за собой. Стоит ей упасть, разбить флакон, и нам придется возвращаться к изгоям.

А это время. И хотя вряд ли Ниса успеет выплакать столько ростков, чтобы покрыть ими всю землю, однажды это все равно приблизит конец света. Странное дело, мы волнуемся так, словно все произойдет завтра. Все произойдет, может, через тысячу лет, но это наша проблема. Потому что мы здесь и сейчас, а исправлять что-то нужно как можно быстрее. Так мне говорила учительница, и хотя к тому времени, как случится нечто ужасное, на земле будут жить, наверное, уже ее правнуки, и будут они немолодыми, нужно помочь ей и им сейчас.

— А если разделиться? — кричит Юстиниан.

— Ты с ума сошел?

— Кто-то должен был подать совет из фильмов ужасов!

Я думаю, надо же, а ведь Мать Земля делает почти то же, что и наш бог. Она разделила себя на части, как и он, чтобы заново прорасти. Так делают некоторые растения, особенно те, что обычно обитают на подоконниках.

Мать Земля хочет существовать, и это желание понятное и чистое, каждый чувствует, что оно означает. Интуитивный императив, сказал бы, наверное, Юстиниан, но Юстиниан бежит рядом со мной.

Наверное, думаю я, мы уже вполне подготовлены для соревнований по бегу. В конце концов, не каждый человек на земле способен убежать от богини. И успокаивать себя тем, что можно хотя бы бежать тоже не каждый способен.

Я оборачиваюсь и вижу, как проваливается за нами асфальт, рушится, трескается и падает в ничто. А это ее пасть, думаю я, вот так она ее открывает. У ее пасти нет дна. Поглоти врага, думаю я, но мы же тебе не враги?

Теперь мотивация бежать зрима и осязаемая. Когда Мать Земля была чем-то под, неизвестным существом за поверхностью всего, было вовсе не так страшно. В конце концов, неясным оставалось, что она может сделать. Теперь все очевидно, раскрытая пасть поглощает все.

Это заставляет меня утроить усилия, хотя нужно бы учетверить. Простора у нас достаточно, улица широкая, но вся она поглощаема. Я даже не жалею, что мы не на поверхности, потому что весь мир принципиально поглощаем.

Довольно страшная мысль, но не страшнее, чем ощущение высоты, которая пролегает под нами. Асфальт, словно он и вправду река, то и дело меняет свое течение. И мы, наверное инстинктивно, не отдавая себе отчета, следуем по руслу этой реки. В конце концов, сворачивать просто страшно.

Я думаю, а сможем мы бежать пять часов, если мы здесь так же надолго, как когда были в самолете? Ниса сможет, поэтому стоило бы передать флакон ей. Я хочу об этом сказать, но потом меня поражает совсем другая, странная мысль.

Мой бог говорил, что все преследуют мирные цели. Никто не ведет войну просто так, никто не мучает из желания посмотреть мучения, никто не хочет убивать для убийства.

Я разворачиваюсь и говорю:

— Бегите, я ее задержу!

— Ты с ума сошел, или это еще одна типичная фраза из фильмов ужасов, чтобы придать происходящему атмосферности?

И как он даже в таком состоянии может выдавать настолько длинные и запутанные фразы? Провал двигается ко мне быстро-быстро, это еще называется стремительно.

— Пожалуйста! — прошу я на удивление тихо. — Доверьтесь мне. Вы ведь мне доверились один раз, а сейчас доверьтесь еще раз, хорошо?

— Но ты не можешь просто…

— Просто стоять, — говорю я, и неожиданно Ниса произносит:

— Мы будем тебя ждать.

Я оборачиваюсь и вижу, что они бегут. Но останавливаются метров за пять от меня. Да, думаю я, это хорошо. Вдруг, если я выйду из поля зрения Нисы, то так тут и останусь. Еще я останусь здесь, если Мать Земля поглотит меня. Я уже был внутри нее, и это не было приятным опытом, а четыре месяца моей жизни распрощались со мной, но я познакомился со всякими интересными существами вроде червей и цветов довольно близко.

Я вспоминаю, как держал Нису над пропастью, и как мне было страшно. Но это была просто репетиция, иллюзия моего бога без истинного понимания масштаба. А вот теперь я стою перед настоящей бездной, и она несется ко мне, и поглощает все-все вокруг, и симпатичные оградки, и машины, и здоровенные куски асфальта — все проваливается туда, в земляную пустоту, не имеющую дна, в прореху в мироздании.

Большую, беззубую и очень страшную. Я думаю, что мой бог мог пошутить, а мог ошибиться. Он безумен, и ему, наверное, не стоит доверять так сильно.

Но и мне не стоит доверять так сильно, ведь я дурак, только вот мои друзья дают мне шанс. Так я должен дать шанс моему богу.

У меня во рту, прямо под языком, бьется и отдает вкусом крови мое сердце.

— Ничего не бойся, Марциан, — говорю я себе.

Потому что бояться нечего. Хоть мир нестоек, изменчив, постоянно находится под угрозой проникновения, разрываем противоречиями, страшен и безразличен, он построен на любви.

И все преследуют мирные цели.

Я закрываю глаза и раскидываю руки (потом что так делают в фильмах, когда момент пафосный и красивый), я ощущаю, что готов. У меня внутри так странно, что этого даже нельзя объяснить. Наверное, если смешать смелость и решительность, но добавить к ней эйфорию, которая наступает у нас от осознания, что все мы одно целое, и получится это чувство.

Но я не уверен, потому что его нельзя описать.

В мирных целях, думаю я, они хотят разрушить нас в мирных целях. У меня перед глазами полная темнота, но я не боюсь.

Зачем бояться тех, кто не желает тебе зла?

А когда я открываю глаза, то вижу, что пропасть останавливается ровно передо мной, так что едва касается моих ботинок, как слабая морская волна, которой не стоит остерегаться. Там внутри множество розовых червей, они извиваются и переплетаются. Там внутри переплетены корни и стебли растений, потенциал жизни. Там внутри глубоко-глубоко, и оттого безупречно темно.

Мне все-таки страшно, но не только. Я говорю:

— Привет.

Никто не отвечает мне, и я смотрю в темноту, даже чуть наклоняюсь.

— Я понимаю, что ты просто хочешь чувствовать то же, что и мы. А мы не хотим умирать, потому что умирать — страшно. И ты знала это, и дала своему народу самый лучший из всех даров. Ты очень любишь их, я понимаю. И больше всего на свете хочешь быть с ними. Ты не знаешь, что я говорю, так? Но ты можешь ощутить. Слова нужны, чтобы давать форму чувствам. Я не из твоего народа, но зато я здесь, в твоем мире. Ты меня послушаешь?

Бездна тяжело дышит, ползают черви, прорастают цветы. Жизнь и смерть разверзлись прямо передо мной.

Я понимаю, что в этой истории все желали только любви. Ниса просто хотела, чтобы мама и папа любили ее. Ее папа просто хотел спасти женщину, которая была ему дорога. Ее мама просто не смогла остаться в мире своего бога, а потом не смогла жить с выбором, который совершила, отказавшись от дочери, потому что тоже способна к любви. А Мать Земля, что ж, она хотела лишь быть с теми, кого любит. Она никому не желает зла.