Дарья Беляева - Жадина [СИ]

Я касаюсь пальцем воды, исчезая из отражения, я говорю:

— В месте за пределами всех мест, то есть тут, жили нездешние существа, мы будем называть их так. Нездешние существа бродили в темноте и одиночестве, в отражении мира, который вы называете настоящим. И хотя они могли развлекать себя, отстраивая целые царства, и хотя они могли влиять на реальность за пределами этой, и хотя они были могущественны и ничем не схожи со смертными, они пребывали в холоде и темноте, свойственным этому месту. Да, малыш, в темноте и холоде. А что хочется делать в темноте и холоде? Отвечай!

Мое отражение в луже снова замирает, я смотрю в собственные глаза, и в то же время это глаза моего собеседника.

— Спать, — говорю я. — От холода и темноты хочется спать. Когда я не могу заснуть, я открываю окно.

— Да, — говорит он, то есть тоже я. — Мы уснули. Один за одним, мы уснули, потому что жизнь здесь со всем ее потенциалом к могуществу, скучна и безрадостна. Мы не способны на вещи, на которые способны человеческие существа, мы различны с вами, мы иные внутри. Но каждый из нас проснулся, волна вашего страха окатила нас. Мы купались в ней, потому что не знали страха прежде. Отголоски вашего мира донесли до нас то, чего мы так долго ждали. Присущие жизни чувства. Мы заинтересовались вами и подошли так близко к границе, как никогда. Всего лишь тень тени, Марциан. Мы хотели большего. Тогда мы чуть подбодрили вашу великую болезнь. Мы сделали ее сильной, мы сделали ее непобедимой. Она имела все шансы стать просто очередной эпидемией, одной из многих. Но не стала. Мы были словно дети в живом уголке, мы хотели, чтобы вы танцевали для нас. Мы показали вам себя, и когда вы обратились к нам, это было словно… Я не знаю, мы устроены по-разному, Марциан. Наверное, это было словно твое дыхание. Не дыши, Марциан.

И я не могу дышать, и как ни стараюсь, воздух остается недосягаемым. В голове у меня мутится, и жарко становится в горле и легких, а в глазах — темно.

Он говорит:

— Дыши, — и я вдыхаю сладость, удивительную сладость жизни, в груди становится свободно, неизъяснимо хорошо становится внутри. Упоительно, правильно, по-настоящему.

— Страшно? — спрашиваю я у самого себя. — Страшно это потерять? Ваши чувства, любовь, преклонение, ненависть, страх, страсть. Мы ощущаем их, каждую минуту, от каждого из живущих. Скажем, бог твоего друга Юстиниана чувствует всех преторианцев разом. И это позволяет ему не заснуть. Дыхание, вы для нас как дыхание. Без вас мы не умрем, много хуже. Мы уснем. Как это забавно, невыразимое могущество и тотальное бессмертие, и такая жалкая зависимость от милых, белковых созданий, населяющих обратную сторону мира.

Он говорит обратная сторона мира. Для него обратная — наша.

— Но я, как настоящий герой, справился с этим. Я, мой дорогой Марциан, изменчив и текуч, ни в чем не постоянен. То, что вы называете безумием — качество моего разума, позволившее мне не просто наслаждаться вами — быть вами. Я разделил себя, я существую здесь и там одновременно. И если мои дорогие нездешние друзья могут лишь уловить оттенок помады на губах твоей милой мамочки и восхититься ее фиалковыми духами, то я могу ее целовать. Я проживаю ваши жизни, сотворив вас из себя. И я не хочу, чтобы мои друзья испортили вечеринку. Я хочу жить, наслаждаться страданиями и счастьем, а они превратят ваш мир в такое же пустынное и безрадостное место. Нет-нет, я хочу сохранить себя. Тебя. Вас.

— Тогда подскажи нам, — говорю я. Мне не становится обидно оттого, что он говорит. Не только потому, что это говорю я. Мы — источник жизни для существ страшных и не понятных нам, но чувствующих себя беспомощными перед нами. Мне хочется помочь им, а не злиться на них. Но еще больше хочется помочь Нисе.

— Нет-нет, последнее знание, с которым тебе предстоит жить. Они хотят пробраться сюда. Все до единого и каждую секунду. Мать Земля, как вы называете ее, подошла к этому ближе всего. Но этого желает любой бог. Ваш мир постоянно проверяют на прочность. И вовсе не потому, что вас хотят уничтожить. Все преследуют мирные цели. Все-все. Они любят вас. Они хотят быть с вами. Они привязались к вам, словно животные, которых прикармливаешь. Им так одиноко, Марциан.

Он шепчет быстро-быстро и жутко.

— Безумно, страшно, невероятно одиноко, и они хотят быть с вами. Боги любят человечество.

— Но разве ты не можешь объяснить им, что это приведет к нашей гибели?

— Мы так разобщены, Марциан, что у нас нет даже общего языка. Думаю, я ничего не могу объяснить. Мы общаемся… по-другому. Ощущениями. Вряд ли они поймут меня правильно. Я стараюсь держаться от ребят в стороне. Я тот парень, которого не ждут на вечеринках, помнишь?

Он подмигивает мне.

— Но у меня большое будущее. Так-то, Марциан. А теперь слушай внимательно, что я скажу и запомни навсегда. Возьми шприц потолще, как у милой медсестрички, и введи в сухие вены своей дорогой подруги этих слюней да побольше. У нее нет беды изгоев, она, в отличии от них, уже мертва, ее кровь не двигается и не обновляется. Противоядие не исчезнет из нее. Его может хватить лет на пять, а может на сотню или две. Этого ответа у меня нет, но мы отложим катастрофу. Ростки Матери Земли будут продолжать свое путешествие в вашей почве. Но им понадобится тысячелетие, чтобы охватить всю землю. Те, что еще остались в твоей Нисе, перестанут расти и выползать. Это заморозит их внутри. Изгои едят вас, несчастные мои, потому что в вас больше человеческой природы. А они уже почти мы. Только слабенькие и смертные. Их слюна — экстракт человека, человечности. Он заморозит части богини в Нисе, но и, как бы это сказать, взрослой ей тоже никогда не стать.

— То есть, она не сможет питаться кем-то, кроме меня?

— Ее развитие остановится. Силы не будут расти. Но, думаю, это приемлемая цена за всю вашу милую Землю? Ты все запомнил, Марциан?

— Я люблю тебя.

— А я тебя нет, ты глупый совсем, ты меня расстраиваешь.

Он смеется, а потом я спрашиваю:

— Разве Мать Земля не уничтожит Нису за это? И нас?

— У Матери Земли, мой дорогой, времени больше, чем у всех планет вашей Солнечной Системы. Ей, в сущности, все равно случится все завтра или через тысячу лет. Ее ростки в земле делают свое дело, и ваш паллиатив ей вовсе не интересен.

Только это совершенная неправда, потому что асфальт трескается и вздымается. Дуга из воды становится просто водой и окатывает нас всех.

— Бежим! Главное продержаться, пока нас не выбросит обратно! — кричит Ниса.

И мы бежим, потому что она двигается за нами, состоящая из земли, камней, асфальта и всего того, что над ней.

Но вообще-то как от нее бежать, если она — все здесь? Вся здесь. Асфальт пульсирует под ногами, вздымается, словно при дыхании. Она волной поднимается за нами, асфальт теперь похож на неспокойную реку в шторм. Вода устремляется к нам, и поток едва нас не сносит. Мы ведь сами под землей, мне кажется, Мать Земля должна предстать перед нами в своем истинном виде.