Макс Мах - Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба [сборник litres]

Поскольку лошадей у них не было, а дорога до городских ворот могла показаться легкой только неопытному человеку, им, действительно, следовало поспешить. От устья пещеры в долину Лабы – неширокой, но своенравной реки, вела едва заметная, заросшая травой и молодыми побегами вереска тропа. По ней они и спустились, преодолев крутой склон холма без того, чтобы свернуть себе шею или повредить ноги. Кто и зачем проложил этот, максимально учитывающий топографию местности путь наверх, сказать было трудно. Во всяком случае, на звериную тропу это не походило, но, как говориться – и, вероятно, правильно говорится – вопросы возникают тогда, когда на то имеются веские причины. А у них такой причины просто не было.

– Здесь! – сказала Дебора, останавливаясь перед очередной гостиницей. – Карл, я хочу поселиться в этой гостинице.

Гостиница называлась «Морской зверь» и ничем, на взгляд Карла, не отличалась от нескольких других, выглядевших ничуть не хуже, но в тех Дебора и Валерия жить не захотели.

– Да, – неожиданно согласилась Валерия. – Мне она тоже нравится. Конрад, супруг мой, ведь правда, мы можем заночевать в этом странноприимном доме?

– По слову женщины, – усмехнулся в ответ бан Трир. – Но, может быть, графиня Брен [22] Графиня Виктория Брем – дама Садовница Виктория. предпочтет…

– Нам все равно, – улыбнулась Виктория. – Эта или та, только чтобы в ней хорошо готовили и застилали постель чистым бельем.

– Пять комнат, хозяин, – сказал Карл вышедшему навстречу дородному мужчине, облаченному в богатый костюм, поверх которого, впрочем, был надет длинный кожаный фартук, указывающий на род его занятий. – С самыми большими и удобными кроватями, какие только вы сможете найти.

– Я обойдусь и обыкновенной, – хмуро буркнул подошедший к Карлу слева Август.

– Почем ты знаешь, Август, что проведешь эту ночь один? – отмахнулся Карл и снова посмотрел на хозяина гостиницы. – Найдутся у вас, мастер, такие комнаты?

– Разумеется, ваша светлость, – поклонился мужчина, успевший, верно, посчитать алмазы на рукояти Убивца. – И комнаты, и кровати, и все, что будет угодно господам.

– Обед! – сказал Конрад. – Нам будет угоден обед, и не жалей усердия своих поваров, любезный. За хорошее вино и вкусные яства ты будешь вознагражден отдельно.

– Вы не останетесь недовольны, милорд, – еще ниже склонился в поклоне содержатель гостиницы. – Все самое лучшее, чем славен город Линд, будет на вашем столе.

– Но сначала, – мягко остановила его Дебора, – мы хотели бы привести себя с дороги в порядок. Так что кипятите воду, мой друг. Нам понадобится целое море горячей воды!

– Прошу вас, дамы и господа, – похоже у хозяина голова кругом пошла, когда он рассмотрел остальных гостей. Как бы ни были просты дорожные костюмы Карла и его спутников, опытный взгляд легко мог оценить происхождение тех, кто их носил, по тем особым приметам, которые, в общем-то, и искать не требовалось. Ткани, покрой и драгоценности говорили сами за себя.

– Ваша милость, – донесся до ушедшего несколько вперед Карла почтительный шепот кабатчика, обращавшегося сейчас, по всей видимости, к капитану. – Вы только дайте знать, и вам не придется коротать ночь в одиночестве. В Линде много славных девушек, но для вас…

– Мне нравится это место, – едва сдерживая смех, повторила Дебора. – Пойдем, Карл, и посмотрим, так ли хороши здесь комнаты, как обещает нам этот славный человек.

В Семи Островах не было петухов. Они там просто не приживались. Зато над городом летали чайки. Нервные, вечно встревоженные и крикливые, птицы эти никогда, кажется, не знают покоя – ни днём, ни ночью. А вот в Линде чайки другие: спокойные, неторопливые. Другой город, другие птицы. В том числе и петухи.

Петушиный крик разбудил Карла, когда рассвет могли почувствовать только худые и жилистые «северянские тарнеголи», да, быть может, он сам, если бы таково было его намерение. Однако просыпаться так рано – за маленьким гостиничным окном все еще было темно – Карл не предполагал. Но природу обмануть трудно, если возможно вообще. Сон ушел, как ни бывало, чего, впрочем, и следовало ожидать, и, значит, Карл снова должен был выбирать. Ему было удивительно хорошо сейчас под тяжелой пуховой периной, без которой он вполне мог обойтись. Но он был не один, а Дебора… Что ж, все дело было в ней. Разумеется, Карл мог тихо подняться, даже не разбудив спящую женщину, и – оставив ее досматривать сны, – отправиться бродить по темным, затянутым туманом улицам Линда, вспоминая его ногами. Но мог и остаться, снова позволив себе раствориться в медленно поднимающейся волне страсти, огонь которой, сама того не подозревая, разжигала в нем сейчас Дебора. Нежное дыхание в плечо, прикосновения горячего бедра и упругой груди, рука, лежащая на его животе… Однако прошедшая ночь и без того оказалась едва ли не самой бурной в истории их короткой любви. Дебора была ласкова и нежна, и одновременно неистова. Как ей удавалось сочетать несочетаемое? Вероятно, все дело в сложной природе ее души, в которой бок о бок сосуществовали женщина и ее зверь, воплощенная женственность и безумная дерзость не ведающего страха бойца. Но и то правда, что такой, как сегодня, Карл ее еще не видел, не чувствовал и не любил. И он подозревал, что виной этой неутолимой жажды и беспредельной нежности было чувство обреченности, которое Дебора ощутила в сгустившейся вокруг них атмосфере «последних дней» или уловила в изменившемся ритме его сердца. Но, как бы то ни было, даже не зная всей правды, она была с ним такой, как если бы это был их самый последний раз. А он сам? Карл полагал, что знает, что его ожидает, с той мерой уверенности, какая только возможна в мире, где никто не знает всего . И, вероятно, поэтому таким, как сегодня ночью, он не был ни с кем и никогда. Даже со Стефанией… Просто потому, что не знал тогда , уходя от нее на свою проклятую войну, что уходит навсегда.

Сейчас же Карл знал, или, во всяком случае, предполагал, что ночь эта в уютной гостинице «Морской зверь», может стать последней дарованной им богами возможностью почувствовать друг друга так, как никто из них никогда уже не почувствует другого. О такой ночи в Загорье говорят, что покой любовников сторожит сама Госпожа пределов . Возможно, так все и обстояло, потому что страсть и нежность, которые обрушил на Дебору Карл, были ничуть не слабее ответного огня, вспыхнувшего в ней. Так стоило ли разрушать великолепную картину любви, написанную этой ночью их собственными телами, еще одной короткой и необязательной близостью?

Но, видят боги, понимать и принимать – две совершенно разные и не обязательно связанные между собой вещи. Умом Карл все это прекрасно понимал и, как истинный знаток искусства, не мог не восхищаться рисунком, созданным их с Деборой неразделенным вдохновением, но душа его отказывалась принимать завершенность этой любви, и, как ни странно, его художественное чувство и являлось, по сути, источником такого ощущения. А что не завершено , как говаривали художники в Венеде, то может быть дополнено …