Сергей Карпушенко - Колдовские чары [= Дорога чести]

— И потом, он год прожил с этими дикарями, а я от некоторых миссионеров слышал, — сказал третий офицер, — что колдовство у таких язычников развито в высшей степени. Они, вроде бы, даже на некоторое время могут мертвых оживлять, — и испанец перекрестился. — И потом, сегодня он наверняка нам навредил, сообщив черномазым, что надо уйти. Наверняка так оно и было. А то, что он был связан — все та же ложь. Наверняка было так: он первым увидел корабли, приказал черномазым себя связать, и… А вот вы, любезный дон Фернандес, еще ему руку жали с благородным видом.

Слово взял капитан:

— Во всех ваших доводах есть частичка правды. Это очевидно. Но подумаем, какой вред короне может причинить этот человек? Мы высадим его в Кадисе, да и пусть себе идет восвояси со своей чернокожей бабой и ребенком. Мне отчего-то жаль его. В его глазах я увидел такую тоску…

— А я бы посмотрел на то, сбудутся ли его предсказания, — заявил один из офицеров. — Ведь он даже не посмотрел на закат! Любой моряк сделал бы это, желая предсказать погоду на завтра.

— Хорошо, посмотрим. А теперь, господа, давайте расходиться по каютам, — предложил капитан. — Спокойной вам ночи.

И каждый из офицеров перед уходом подошел с поклоном к своему капитану.

Утро следующего дня, как и предсказывал Костя, выдалось на удивление спокойным. Океан был похож на зеркало, в котором отражалась лишь голубизна неба. Паруса на реях обвисли безжизненными тряпками, и суда стояли на месте. Но именно к полудню небо в одной своей части стало чернеть. Страшная туча приближалась с юга так быстро, что не прошло и часа, как весь небосклон заволокло почти черным одеялом тучи, из которой хлынул страшный тропический ливень, а вместе с тем налетел такой шквал, что еще минуту назад висевшие как тряпки паруса надулись. Да так туго, что заскрипели реи.

Капитан в плаще из промасленной кожи вышел на палубу в сопровождении офицеров.

— Ну, и как вам наш предсказатель? — спросил он у них. — Ведь слово в слово все сошлось!

— Н-да, и здесь что-то нечисто… — сказал один офицер.

— Надо убрать часть парусов. Пожалуй, все прямые, — сказал капитан, смотря на мачты. — Оставим одни косые, их хватит. Боюсь, посрывает этот ветер паруса. Отдайте матросам команду…

Ветер гнал суда к берегам Испании, как стремительный лесной ручей гонит легкую щепку. Но корабли были крепкими, капитан и команда — опытными. А что можно пожелать моряку, кроме попутного ветра? Именно поэтому атмосфера, царившая в тот вечер в кают-компании, оказалась легкой и непринужденной, хотя судно порядочно качало, а бокалы с пуншем нельзя было ставить на стол — они обязательно скатились бы на пол.

— Однако, вот вам и наш предсказатель! — сказал один из офицеров. — Так напророчить, будто он всю свою жизнь провел в плаваниях!

— Нет, Суарес, оставьте, пожалуйста, — вежливо, как обычно сказал капитан. — Вот я на самом деле всю жизнь провел в плаваниях. Но по вчерашней вечерней погоде я не мог бы сказать ничего о том, что случилось сегодня с утра. Этот человек предчувствовал и необыкновенный штиль, и резко сменивший его ураган каким-то другим… инструментом, что ли. Говорят, есть животные, которые задолго знают о приближении землетрясений или ураганов. Так и здесь — особая чувствительность организма.

— Это было бы очень простым объяснением, — сказал дон Суарес. — Можно предчувствовать ураган, но как предугадывать штиль? Живое существо боится непогоды, бури, потрясений, готовится внутренне к ним. Вот и узнают какие-то зверьки о таких явлениях. Но штиль-то, штиль, то полное отсутствие опасности!..

— Ах, господа, — заговорил другой офицер, — мы будем долго и бесплодно рассуждать об этом, если не призовем в нашу компанию этого странного человека. Возможно, он сам поведает нам о том, как ему удается предугадывать. Он еще говорил о каких-то религиозных кровавых войнах… Может быть, он и здесь будет прав. Тогда мы окажемся виноваты в том, что не донесли о человеке с такими способностями его величеству королю…

— …Или — Святой инквизиции! — подняв палец, сказал Суарес. — Короче говоря, дайте мне непромокаемый плащ. Я иду за этим человеком. Как его, кстати, зовут?

— Кажется, Константин Росин. Да, именно так, — сказал капитан.

Когда Костя был приведен в кают-компанию и ему налили пунша, а он выпил его, капитан, как старший чин на корабле, со свойственной ему деликатностью начал:

— Дон Росин, мы все стали очевидцами того, что ваше предсказание на погоду нынешнего дня полностью оправдалось. Мы хотели бы, если вы не возражаете, получить какие-либо объяснения — как вам удалось это сделать? Возможно, вы являетесь обладателем некоего чувствительного органа, который дает знать о приближающемся шторме? Или… или просто голова начинает болеть? А если связать это с вашими вчерашними предвидениями судьбы Марии Стюарт, мыслями о какой-то страшной религиозной войне, то все становится и вовсе запутанным. Ну же, расскажите. Нам это очень интересно!

Константин долго молчал, пил пунш и чему-то улыбался. Потом заговорил:

— Господа, я говорил вам вчера, что участвовал в Ливонской войне. Именно тогда у меня и открылись кое-какие способности. Мне пришлось бороться за жизнь, и… Как я сам остался жив, одному Всевышнему известно, но именно Он и вложил с тех пор в мою голову большие знания. Я умею лечить, как не лечат другие, мне известно довольно многое. И о будущем — в том числе… — и Константин пальцем ударил себя по голове.

— Простите, — засуетился офицер по фамилии Герейра, — но тогда вам должны быть известны и события… лично моего прошлого. Вы можете назвать хоть один факт?

Ох, и зря он сказал это, хорошенько не подумавши прежде! Иные люди представляют собой просто открытую книгу: читай — не хочу. Дон Герейра как раз принадлежал именно к такой породе. Конечно, чтение мыслей — труд, который по силу не всякому человеку со сверхспособностями. Но Костя всяким и не был. А главное, он не подозревал, что судьба может вновь подставить ему хоть какую-то подножку.

— Это просто, — спокойно сказал Константин. — Два года назад в крупном городе… Увы, не представляю, в каком, вы закончили морское училище. Сейчас совершаете ваше третье плаванье, оставив на берегу беременную жену, которая благополучно родит ребенка.

Офицеры зашумели, поднялся переполох. Все взирали на Константина не просто с изумлением — с испугом, с замешательством. Другим офицерам тоже захотелось узнать о своем прошлом, и Костя стал давать точные и лаконичные ответы. Но тут слово взял капитан:

— И наше будущее вам тоже известно?

— Безусловно, только я не люблю говорить людям об этом. Кому приятно знать, когда его ждет кончина! В том и состоит наше счастье, говорил, насколько я помню, Сенека, что мы не знаем своего будущего.