Сергей Карпушенко - Колдовские чары [= Дорога чести]

Дрейк настоял на том, чтобы вождь немедленно послал гонцов в соседние деревни и при отправке вытащил из кармана и вручил каждому для передаче вождям по крупному брильянту (из стекла самой чистой пробы). В лучах жаркого африканского солнца стекляшки так и играли гранями.

— Надо бы предупредить нашего людоеда, чтобы больше не пил до праздника, а то будет в стельку лежать, — сказал Дрейк, видя, что вождя на жаре уже сильно развезло.

— Я все устрою, не волнуйтесь, — сказал Константин. — Предупрежу, что белые вожди этого напитка за один раз не выпивают больше трех чашек. Если выпьешь четвертую, то сразу отправишься в мир прадедов.

— Замечательно, так и скажите. Бочонок-то отбирать не надо, вроде бы, подарок, а предупредить людоеда стоило бы. А чем они, кстати, нас угощать будут? Неужели человечиной?

— Нет, это у них уже в редких случаях делается, после победы над врагом. Да и то в виде ритуала. Посмотрите на лужайку — там козы ходят!

— Вы меня успокоили, — сказал Дрейк даже несколько разочарованно. — Ну, а теперь надо отправляться на корабль да прикинуть что к чему, сколько дать этому, а сколько — тому. Я здесь задерживаться не собираюсь. Сегодня пускай напьются, а завтра, когда настанет время опохмеляться, я буду наливать каждому сговорчивому людоеду, а жадному сквалыге не дам ничего… Идем на корабль! А то наших морских пауков от этих черных голых баб за уши не оттащишь. Ночью набалуются! Правильно, ведь три месяца плыли…

Все двинулись на корабли, набрав с собой побольше сладких фруктов. Одна негритянка так увязалась за одним матросом, который был выше всех ростом и носил большую бороду, что пришлось взять и ее.

На флагманском корабле, где хранились «дары», Дрейк сразу же спустился в трюм и занялся своей бухгалтерией, прикидывая, чтобы хватило и на подарки, и на торговлю.

Костя же, который Дрейку был не нужен, лег в своей каюте. Он был рад тому, что все произошло так просто. Сегодня вечером вокруг очага в доме Кунду-туре должны были собраться семь вождей, которым кое-что можно объяснить… Хотя, если они таковы, как их новый знакомец, объяснение может и не состояться. Увы, жадность и глупость вождя ставила весь Костин план под угрозу.

Начало вечереть, и как это обычно происходит в Африке, сумерки стали опускаться на землю стремительно, как огромная стая больших черных птиц. Матросы всех пяти кораблей, кроме тех, кто оставался на вахте, покидали суда в самой лучшей одежде и при оружии. С флагманского судна на двух шлюпках перевезли на берег бочонки с джином и украшениями. У Дрейка был еще и ящичек с небольшими зеркалами в дешевых оправах. Он и их прихватил с собой. Нагруженные поклажей, матросы пошли по узкой тропе между высоких тропических деревьев с широкими листьями и спускающимися к земле лианами. Несколько моряков освещали дорогу горящими факелами.

Когда они оказались на лужайке, где располагалась деревенька, то не узнали ее. Все дома были расцвечены огоньками, трещали барабаны, приветствуя гостей, а самые красивые и молодые девушки, собравшись в круг, отплясывали что-то очень задорное и завлекательное, бойко двигая голыми животами, тряся грудями и напевая. Константин, глядя на это, только усмехнулся — самыми красивыми считались здесь вовсе не те, которые похожи на стройных фотомоделей из его столетия. Худенькие негрские девушки — это, как правило, нечто заурядное для самих африканцев. А вот те, которых европеец назовет толстыми коровищами — они-то и считались привлекательными. Именно такие красотки и отплясывали сейчас на поляне, потрясая своими немалыми телесами…

Но и на такое нашлись охотники: к девушкам тотчас направились матросы, чуя добычу на всю ночь, благо разрешение у адмирала было получено. Сам Дрейк и его русский помощник пошли к дому вождя, к которому были принесены и все дары.

— Все затаскивать не будем. Пока — подарки, — сказал Дрейк Константину, словно того слишком занимала проблема коммерческого предприятия английского флота.

Они поднялись по ступенькам лестницы, вошли в «приемную залу» вождя. Кунду-туре не обманул — вместе с ним здесь, сев в кружок, сидели все семь вождей, которые взглянули на белых с немым и бесстрастным вопросом. Не двинулся и Кунду-туре, точно за прошлое угощение он уже довольно наползался на пузе и вдоволь пооблизывал сапоги белолицых незнакомцев. Все вожди ждали, и ожидание наполняло зал такой энергией, что, казалось, этот дом из легкого дерева, тростника и пальмовых листьев должен был разлететься, как от сильнейшего урагана.

Дрейк и Костя поклонились — никто не ответил им даже кивком головы. Может, Кунду-туре снова стал бы кланяться и благодарить, но лишь находясь в одиночестве. Сейчас же это означало бы уронить свое достоинство в глазах равных.

Все ждали. Наконец адмирал, как было условлено с оставшимися внизу матросами, хлопнул три раза в ладоши, и в дом один за другим с бочонками на плече стали входить моряки с его судов. Метаморфоза произошла разительная. Все вожди заулыбались так широко, что, казалось, их щеки сейчас порвутся, задвигались их торсы, ноги, руки застучали по ляжкам. Между ними уже находились чашечки из необожженной глины, и Костя, как было условлено, сказал на их наречии:

— Великие белые вожди посылают свои дары великим черным вождям. Пусть им будет легко на земле и на небе!

И тотчас из одного бочонка было выбито донышко, и Костя сам принялся зачерпывать чашками пахучий джин и передавать чашки гостям. Те без дальнейших церемоний разом опрокидывали их содержимое в свои большие рты. Так, почти машинально, точно это были и не люди вовсе, а заводные манекены, были выпиты каждым по три чашки, и уже начались дружеские похлопывания «великих черных вождей» по спинам, начались какие-то личные, но очень дружественные разговоры, в которые попытались вовлечь даже белых. Но тут Константин проговорил:

— Но это еще не все подарки от великих белых вождей. Каждому вождю наши вожди посылают по бочонку драгоценных предметов, созданных самими белыми богами.

По команде Дрейка семь бочонков с дешевым блестящим хламом были поставлены перед каждым из вождей, крышки сняли, и в «зале», освещаемом множеством масляных плошек, в которых плавали фитили, раздался вопль радости, изумления и счастья, вырвавшийся из семи негрских глоток. И снова, как и утром, черные пальцы погружались в блестящий мусор, с вожделением, граничащим с экстазом. Вожди, блаженно улыбаясь, перебирали пуговицы, шарики и поддельные алмазы, в их полупьяных головах царило такое же пустое разноцветье, как и в бочонках, где сверкали окрашенные в разные цвета стекляшки.

Этим любованием царьки занимались час, не меньше, даже позабыв о джине, но когда Дрейк через Костю предложил выпить еще по одной за нерушимый союз великих белых и великих черных вождей, все сразу забыли о «богатствах» и схватились за чашки. Дневное предупреждение оказалось начисто позабытым.