Адель Лозовская - Ведьмина Чаша

Одевалась я быстро. Накинула плащ с капюшоном, что скрывал мое лицо от чужих глаз, нацепила кастет на левую руку и, естественно, не забыла про любимые ботиночки. У самого выхода закинула на плечо весьма увесистый мешок, оставленный Маликом в качестве признания моих заслуг по спасению его шкуры, и поспешила на свежий воздух.

Гоблин не поскупился. Тяжесть приятно давила на спину, а я осторожно скользила по узким улочкам города, стараясь не наступать на расплесканные по мостовой помои. Осторожно перемещаясь от дома к дому, я пыталась не звенеть набойками и прислушивалась к каждому шороху.

Изредка мне попадались слегка подвыпившие эльфы, чинно ведущие надменных жен домой, или поддатые гномы, орущие похабные песенки на всю округу под звон бутылок, но апогеем всего стали три пьяные в стельку ведьмы.

Одна из них уверенно декламировала стихи неизвестного мне поэта и топала в туманную даль, высоко задирая ноги, словно на параде. Вторая ведьма тащила на себе третью, точнее, тянула ту за ногу и что-то шипела первой в ответ. Чистящая спиной и затылком мостовую ведьма бурчала нечто невразумительное, скорее всего, страшные проклятия, поскольку деревья за ней покрывались желтизной, а с неба падали тушки ворон.

Озаренные лунным светом представительницы магического искусства степенно и чинно (насколько позволяла ситуация!) проследовали в самую гущу белой дымки, возникшей на их пути. Как только бурчание их перестало разноситься по улице, неплотные клубы тумана сначала сомкнулись за тремя ведьмами, словно кладбищенские ворота за похоронной процессией, а затем разошлись в стороны, падая нелепыми клочьями вниз и оседая на укрытой камнем земле.

Вырвавшееся из объятий туч ночное светило снова решило попасть в их сладкий плен, погрузив каменные постройки во мрак и тишину. Я плотнее закуталась в плащ, надеясь, что он поможет избавиться от пробравшего тело холода. Только что передо мной прошла «бунтующая троица», чье появление неизменно приносило тяжелые испытания всякому, кто их увидел. Призрачное шествие, длящееся не один век и успевшее стать городской легендой, неожиданно возникающее и бесследно исчезающее. Даже немного лестно, что я стала свидетелем такого представления!

С недобрыми мыслями я добралась до старой полуразрушенной арки, спрятанной от перекрестка двух дорог силой многолетних дубов и ясеней, встала лицом к едва виднеющемуся потрепанному указателю и закрыла глаза.

Стоящая под сенью деревьев девушка исчезла, будто ее тут и не было. Только оставшиеся на земле следы от обуви напоминали о том, что она здесь стояла.

Киммеру прогулка не нравилась. Как и сад. Как и лакей, умудрившийся его ранить. Как и принцесса, назойливо давящая на мозги своей придворной болтовней и правилами этикета.

И голос такой… противный, с визгливыми нотками, которые похожи на орудие пытки, могущее лишить спокойной жизни. Хотя нет! Спокойная жизнь и так осталась в прошлом, настали яркие и красочные будни супружеского союза, столь важного для Элирии и Сарии. Ради процветания родной страны придется надеть на себя этот хомут. И при этом еще улыбаться, шутить и смотреть на принцессу глазами полными неги и любви. Но, увы, последнее он дать никак не мог!

Нельзя сказать, что принцесса не была хороша собой. Киммер видел ее портрет (явно приукрашенный, но ведь так делают абсолютно все!), и ее внешность отторжения у него не вызвала. После официальной части преставления будущих супругов принц уточнил у Бирха, личного мага Трогда Свирепого, что там с лицом его суженой, и получил ответ, мол, разница между оригиналом и портретом не сильно-то и бросается в глаза. Любитесь и лобызайтесь, ваше будущее величество, на здоровье да с полной отдачей сему естественному процессу!

Сам остряк-самоучка на прогулку не пошел, сославшись на слабость желудка и невозможность отдаляться от отхожего места. Поэтому Киммера и принцессу сопровождал только сарийский маг, чьи рыбьи глаза равнодушно скользили по ухоженным кустам сада да по фигуркам писающих мальчиков, выполненных в мраморе.

Этот колдун смахивал на трость, завернутую в почерневшую кожу, набалдашник которой был абсолютно гол, ни единой царапины или вмятины. Одетый в черный сюртук и наделенный желтоватыми зубами и длинными ногтями, маг в то же время напоминал разбуженного вурдалака, которого силком выдернули из уютного склепа ради знакомства с многочисленными родственниками. Для себя принц так и не смог решить, какой из двух вариантов сравнения ему больше нравится.

— О, милый Киммер. — Принцессе надоело говорить о статуях, лавочках и цветочках, и она решила сменить тему, дабы узнать жениха поближе. — Почему вы все время в перчатках? Разве вам не жарко? Или вы считаете, что к будущей супруге и прикасаться нельзя? Это не более чем предрассудки, мой дорогой принц!

— Не все так просто, моя дорогая. — Принц обезоруживающе сверкнул зубами, продолжая чинно вести невесту под локоть. — По старой традиции моего народа за двенадцать дней до бракосочетания мужчина начинает ухаживать за своими руками, дабы избранница его смогла ощутить на брачном ложе ту спелую нежность, что переполняет его сердце…

— Ах, Киммер, как это романтично! — Принцесса остановилась, а вместе с ней и вся разномастная процессия. — Мне еще никто и никогда не говорил таких красивых слов!

Принц усомнился в искренности ее признания, справедливо считая, что в поклонниках у высокородной дамы числились люди (а может быть, и нелюди, история-то темная!), владеющие ораторским искусством намного лучше, чем он. Однако упрекать в чем-то девушку, ответившую любезностью на любезность, когда у самого рыльце в пушку, глупо, не правда ли?

Принцесса потупилась, прижав руки к своей полной груди, и недвусмысленно потянулась к Киммеру, легонько привстав на носочки.

Принц опешил.

Целоваться с принцессой он планировал не раньше, чем жрец, который будет проводить церемонию в Храме чувств, потребует полного соблюдения древнего ритуала, за которым принц, собственно, и прибыл в Сарию! Сейчас же Киммер не видел смысла обмениваться «флюидами любви» на публике, которая настолько жаждала зрелищ, что переключила внимание с безобидных обитателей сада на венценосных особ враждующих государств. Они хотели представления, и они его получили в полной мере!

Ища спасительный выход из сложившейся ситуации, Киммер недолго думая обнял льнущую к нему девушку и закружил в танце, напевая веселую песенку пастуха, у которого дождливый вечер стал удачным: к нему вернулась блудная овца, и оттого он счастлив!

Принц так увлекся, что не замечал ничего вокруг.

А посмотреть было на что!