Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

Мальчишки стали поочередно навещать пленника, таскать ему вкусняшки, играть и разговаривать. Носить шлейку боец невидимого фронта согласился, хотя и без удовольствия, а вот от бубенчика на шее наотрез отказался. Зато начал откликаться на кличку и подходить на зов. Близнецы стали выводить енота погулять вдоль пруда, утащили показать в школу, потом в кружок при Доме Пионеров. А в один прекрасный день явились в зоопарк вместе с мамой, согласной на все, включая енота в городском доме. Директор тихонько вздохнул «шум и срам» — и немедленно согласился. Благо Штирлиц не числился на балансе, обошлось без лишних бумаг. Енот с возу — ковчегу легче.

Директор тяжело вздохнул, закрыл дверь за счастливыми юннатами и погрузился в бумаги. Неопознанная серая птичка уже пять лет занимавшая угловой вольер птичника кажется оказалась фениксом и со дня на день собиралась переродиться. Только этого зоопарку и не хватало!

Мартышка Лола была до крайности бестолковой особой. Когда смотрительница обезьянника, строгая Эмма Францевна, впервые увидела измученную перевозкой тощую самочку с огромными выразительными глазами, она не задумываясь окрестила новенькую Лоллобриджидой. Однако, как показала жизнь, мартышка ничем не походила на знаменитую актрису.

Она принадлежала к редчайшему виду рунгвецибус — во всем мире уцелело лишь несколько сотен некрупных разговорчивых обезьян с длинной шерстью цвета молочного шоколада. Ее супруг, нелюдимый самец Максимка достался зоопарку от вдовы одного капитана дальнего плавания и сперва был принят за бородатого мангабея, но Эмма Францевна запросила каталог и безошибочно оттипировала приобретение. Отыскать ему пару оказалось непросто, однако директор задействовал старые связи, и из Франкфурта в багажном отсеке прилетело в Москву дрожащее перепуганное создание.

Первые дни Лола жалась в угол, хрюкала и бурчала на все попытки наладить контакт. Затем понемногу освоилась (пшенная каша с тыквой и сладкие булочки усмиряли и не таких трусишек) и развернулась во всей красе. Она оказалась великолепной прыгуньей, проделывала сумасшедшие кульбиты на подвешенной к потолку шине, жонглировала фруктами, висела под потолком, уцепившись задней лапой за прутья, метко обстреливала разгневанную Эмму Фридриховну косточками от вишен, часами вычесывала густую шерсть… в общем делала все что угодно, кроме близкого знакомства с супругом. Максимка, впрочем, тоже не дорожил подругой — пожилой самец больше любил посидеть на солнышке, неспешно жуя мандарины долька за долькой. Обезьяны не чистили шерсть друг другу, спали порознь и едой не делились. Поэтому несчастье и произошло.

Обычно внимательная Эмма Францевна не заметила, что Лола располнела и стала чуть неуклюжей. Роды случились ночью, в самый глухой час. Надежного убежища в клетке не оказалось. Неопытная самка занервничала, а когда поутру сюрприз обнаружили и в вольер забрался служитель, чтобы пересадить мать и дитя, впала в истерику. Как безумная Лола носилась по потолку и стенам, уворачивалась от сачков и петель, визжала, орала и хрюкала. В момент одного из кульбитов детеныш сорвался и упал на бетонный пол.

Неизвестно, кто горевал больше — несчастная обезьяна или Эмма Францевна. Рунгвецибусы редко размножаются в неволе, потерять малыша — все равно, что уронить в водосток лотерейный билет с миллионным выигрышем. Смотрительница дневала и ночевала подле клетки, утешала непутевую мамашу, пела ей про милого Августина и кормила с ладони жирными мучными червями. Педантичная немка не слишком надеялась на удачу, однако не прошло и полугода как Лола снова отяжелела. И в положенный срок разрешилась (о, чудо!) сразу двумя прелестными рунгвецибусами.

Позволить зоопарку потерять детенышей еще раз Эмма Францевна не собиралась. Мамашу напоили снотворным, малышей изъяли и перевели в ясли для молодняка на выхаживание. Там заботливые практикантки выкармливали их из бутылочки, обогревали пузырями с горячей водой, носили на руках и баловали изо всех сил. Обаятельные мартышата покорили весь персонал, они хорошо кушали и прекрасно росли.

С Лолой же вышло скверно. Обнаружив пропажу детенышей, обезьяна впала сперва в буйство, а затем в тихое помешательство. Она часами вопила, скребла пол, трясла двери, пыталась нянчить и кормить грудью то кабачок, то кочан капусты. По совету ветеринара Зеева в клетку подложили плюшевую собачку. Увидев «детеныша» Лола схватила его, забралась на самый верх вольера, начала вычесывать плюшевую шерсть, и вдруг уронила игрушку на бетонный пол. От вопля матери вздрогнули стены, но собачка совершенно не пострадала. Заполошная Лола прижала к себе игрушку и больше не отпускала ни днем ни ночью. Мартышка ела, спала, купалась в большом корыте и даже проделывала акробатические трюки на шине, прижимая к себе собачку, замызганную и грязную. Максимка ее не интересовал, самка скалила зубы, стоило самцу приблизиться к «детенышу», била его и кусала. Пришлось рассадить пару.

Лола осталась жить в отдельном вольере с собственным домиком. Она по-прежнему ловко висела под потолком и раскачивалась на канатах, но проделывала кульбиты все реже, предпочитая греться на солнышке и нянчить собачку. Посетителей привлекала красота редкого рунгвецибуса, мартышку же люди не занимали. До одного весеннего дня, когда у клетки разразилась детская драка.

Мальчишки-школьники в одинаковых синих костюмчиках окружили сверстницу, щипали ее, дергали за косички, сыпали на голову грязный песок. Девочка пыхтела и защищалась, но нападающие превосходили ее числом.

— Вот тебе! Получай! Уродина! Обезьяна! Обезьяна вонючая!

Лола удивилась. Мартышка знала — обезьяна это она, Лола. А еще стадо макак, клан павианов, семья колобусов и шимпанзе Улугбек. Человеческий детеныш на обезьяну совершенно не походил. Девочка как девочка, щупленькая, белозубая, большеглазая, с густым коротким мехом на голове. Только кожа не бледная как у обычных людей, а нормального цвета — совсем как мордочка бестолковой мартышки.

…Почему у простого советского кровельщика Ивана и швеи-мотористки Анюты родился черный младенец, не знал никто. Иванова бабка, знойная официантка в припортовом кафе Одессы могла бы подсказать, но о возлюбленном из Сенегала она молчала до самой смерти. Сын родился белокожим. Внук тоже. А вот с правнучкой не повезло.

Увидав кофейное личико в белом конверте Иван заявил «это не мой ребенок» и в тот же день съехал назад к матери. Анюта осталась одна под градом насмешек, сплетен и липкой противной жалости. Невзирая на советы родни, женщина не сдала ребенка в детдом, пеленала дочку, кормила и даже пробовала любить, но получалось плохо. Ненасытный, буйный и бойкий младенец вместе с молоком высасывал силы у матери.