Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

Анжелика (так назвали дитя) постоянно хотела внимания, дергала мать, лезла к ней на коленки, теребила за платье. А Анюта уродилась малахольной и вялой, у нее едва хватало сил поспевать на работу к восьми и кое-как отсиживать смену. Груз безвинной вины придавил женщину намертво, она отстранялась от дочери и, порой, глядя на смуглое тельце, распростертое в скомканных простынях, мечтала, чтобы несчастная обезьянка никогда не рождалась. И бедность в доме стояла лютая, на одну зарплату поди прокорми двоих, и кран капал и лампочки то и дело перегорали. Что за жизнь?

В садике Анжелику невзлюбили с первого дня. Воспитательницы чурались ее, ставили в коридоре на тихий час и с боем заставляли доедать ненавистный молочный суп. Дети почуяли чужачку и подружились против нее. Не помогали ни слезы, ни драки со сверстниками, ни несомненный талант — Анжелика здорово пела, но ни разу не выступала, даже на елке.

Когда дочке исполнилось пять, Анюта познакомилась с хорошим человеком. Увидел женщину с сумками, помог донести, засиделся за чаем, да так и остался. Пусть постарше, приезжий и жизнь его потрепала, зато солидный, баранку крутит, не пьет, не бьет — замахнется, бывает, но кулаком или за волосы — ни-ни. Борщи Анютины нахваливал, пирогов требовал по воскресеньям, денег давал. Поговаривал и о женитьбе… Одно его не устраивало — обезьяна в приличном доме.

Надо отдать мужику должное — девчонку он тоже не бил. Просто отпихивал от себя, если чернуха вдруг подходила близко, запрещал ей сидеть за общим столом и показываться на глаза без спросу. И настрого наказал Анюте ни копейки из его денег на уродку не тратить. Поплакав, Анюта разобрала кладовку и сделала дочке детскую размером с хороший шкаф. В первый класс Анжелику собрала, продав обручальное кольцо и последние серьги. Пальто сшила из бабкиной старой шинели — даром что ли швея? И упрямо отказывалась сдать девчонку в детдом или хотя бы в интернат на пятидневку. Мужик пожимал плечами. Работящая, добрая и старательная Анюта его устраивала, если б не обезьяна, давно бы расписались. Он надеялся, что тетеха вскоре затяжелеет, и новый ребенок сделает ее сговорчивее.

В школе девочке стало чуть легче. Комсомолка учительница оказалась выше предрассудков, она отметила явные способности девочки и ставила ее в пример. Анжелика быстро выучилась читать, рисовать в прописи неуклюжие буквы, солировала на пении и обгоняла мальчишек на физкультуре. Но белее от успехов, увы, не стала. Неудивительно, что вскоре нахалку начали поколачивать и обзывать втихую, подальше от строгого взгляда классной.

На экскурсию в зоопарк детей повела воспитательница продленки — брезгливая и раздражительная особа. Она кое-как сбивала в кучу галдящее стадо и не сразу спохватилась, что Анжелика пропала. А заметив, раскудахталась и послала мальчишек в разные стороны — отыскать эту глупую обезьяну…

Драчунов распугал прохожий, заплаканная девчонка осталась рыдать на усыпанной гравием дорожке. Лола не выдержала. Открыть замок клетки — минутное дело, если в домике припрятан железный прутик. Утащить брошенного детеныша и прикрыть за собой дверь — тем паче. Ишь повадились маленьких обижать!

Девочка поместилась в домике целиком. Она всхлипывала и вздрагивала. Лола тесно прижалась к малышке и перебирала ей шерсть на голове, пока Анжелика не задремала. Потом осторожно протиснулась наружу и уселась на канат сторожить.

Вскоре в зоопарке поднялась суета — люди бегали по дорожкам и звали кого-то, заглядывали во все углы. Поиски ни к чему не привели — детеныш проснулся от шума и тихонько ворочался в гнездышке, но наружу не вылез. А Лола безмятежно покачивалась на канате, грызла яблоко — ходят тут всякие, отдыхать мешают. Суета унялась лишь к закату.

Служители пошли по клеткам, раздавая животным ужин, проверили засовы (наивные!) и отправились восвояси. Сторож Палыч, насвистывая в усы, неторопливо прогулялся вдоль клеток и отправился дрыхнуть в сторожку. Припозднившийся Рувим Есич торопливо пробежал по центральной аллее, прижимая к боку локтем сверток плакатов. И зоопарк опустел до утра. Наступило звериное время.

Хором завыли волки, рявкнул лев Тамерлан, зарычал недовольный Раджа, ухнул филин. Мимо вольера прошлепал, одышливо кхекая, пожилой шимпанзе Улугбек — его манила библиотека, новый номер «Науки и жизни». Весело проскакали еноты — мама Пуся и трое пока безымянных хвостатых бандитов отправились на прогулку. Куница Флейта прокралась в тенях — по ночам она выходила поохотиться на зоопарковых крыс. А лемур Филофей просто любил принять лунную ванну и поваляться в серебристых лучах.

Ласковым хрюканьем Лола разбудила детеныша и помогла спуститься. Первым делом обед! Мучных червей и мышат девочка не оценила, а вот на фрукты налегла только так. И засмеялась от радости, вонзив зубы в сочную мякоть манго — она ни разу не пробовала такой вкуснятины. Затем последовал обязательный туалет — Лола вычистила всю шерсть новоявленной дочки, обтерла все пальчики и старательно вылизала ей уши. Хихикающая девочка не сопротивлялась — кажется ей понравилась новая мама.

Лазать по канатам Анжелика конечно же не умела, но училась она очень быстро, бесстрашно карабкалась, цеплялась и перепрыгивала. Подвешенная шина оказалась идеальным полем для экспериментов — повисеть, зацепившись ногами или руками, кувырнуться через борт колеса, закрутиться вокруг цепи — до чего же чудесно! Счастливая Лола хрюкала и притявкивала, прыгая следом и страхуя детеныша. Без падений конечно не обошлось, Анжелика рассадила коленку и ободрала ладонь, но не заплакала и покорно позволила обезьяне зализать ранки.

Девочке было так весело, как никогда в жизни — она могла делать что заблагорассудится, вволю прыгать и лазать без бесконечных «иди сюда, упадешь!», ее чумазые щеки не мыли холодной водой и не вытирали жестким полотенцем, ее смуглая кожа и розовые ноготки никого не смущали. И настоящая живая обезьяна обходилась с ней ласково, обнимала и гладила так, как никогда не умела усталая мама. Умаявшись от ночных игр, Анжелика прикорнула прямо на полу, на душистом сене, но Лола растолкала детеныша и заставила подняться в домик. До рассвета они проспали прижавшись друг к другу спинами, с первыми лучами мартышка протерла глаза и вылезла наружу — стеречь.

Идиллия продолжалась четыре дня. Лола собирала для девочки печенье и конфеты, брошенные сквозь решетку щедрыми посетителями, откладывала с кормежки фрукты и овощи. Ловкости Анжелике оказалось не занимать, она научилась перескакивать с каната на канат, висеть под потолком и балансировать на шаткой веревке. Играть в «поймай яблоко» и «скорчи рожу» ей нравилось, тихонько подкрадываться и дергать за хвост Лолу — тоже. И перебирать обезьянью шерсть она не брезговала, разве что блох не ела, а давила и, морщась, выбрасывала. Сердце девочки понемногу оттаивало, раны затягивались, она больше не кричала во сне. И расплакалась только раз, вспомнив как мама сшила ей к новому году чудное платье снежинки, повесила ночью на спинку кровати, а на пол поставила туфельки, оплетенные серебряной мишурой. Зато в клетке не было противного, грубого чужого дядьки, пахнущего перегаром и табаком.