Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

В конце апреля, когда тронулся лед, конь вернулся. Заслышав призывное звонкое ржание, Коля собрал вещмешок, прихватил скрипку и исчез на две недели. Председатель бранился, угрожал уволить поганца и подать в розыск, но цыган вернулся к посевной и до осени работал, как проклятый. В сентябре снова исчез на неделю-другую. Так и повелось.

Жениться Коля больше не собирался… пока доярка Маруська не переплясала его аж три раза подряд на деревенских гульках. Цыган повелся, долго дразнил девчонку, наигрывал ей бешеный чардаш, надеясь загнать, как кобылку и сам не заметил, как оказался в ЗАГСе. Впрочем, не пожалел. Жена парню досталась добрая, не жадная, не сварливая, не скупая. И хвостом не вертела и на сторону не посмотрела ни разу, смеясь над свирепой ревностью мужа. Вскоре пошли и дети — где трое, там и четверо. Зажили порой скудно, но весело, пели хором по вечерам, Коля научил жену готовить цыганский борщ и печь лепешки, а она приучила его к русской бане.

По весне и порой по осени Коля все-таки исчезал кочевать — бродячая душа не знала покоя, да и рыжий бандит ему сделался вроде родного брата. Цыгана и коня могила разлучит. Маруська не возражала — некрасивая, кривоногая, «черномазая» по мнению односельчан рядом с мужем она чувствовала себя любимой. И не променяла бы цыгана ни на чванного городского шофера ни на богатенького бухгалтера!

…А ценный перстень отыскали совсем недавно. Спускали пруд, чистили грязь — бац, сверкает что-то забавное. Вытащили, отмыли, увидали кольцо-печатку с чеканкой филигранной работы — буйный конь вставал на дыбы, махал серебряными копытцами. Отнесли находку в музей — оказалось, игрушка старинной гаэльской работы. Якобы в глухой древности король сидов заключил в серебро чересчур вольнодумного кэльпи — водяную лошадку. Кто владеет кольцом, тому и подчиняется дивный конь, слушается беспрекословно, возит куда захочешь. Остался пустяк — отыскать бродягу в степях и пустошах, в колыхании ковыля и задумчивом шуме сосен…

Вот только отнимать у коня свободу никому не советую!

До шести лет шимпанзе Улугбек считал себя человеком. Он вырос в деревянном флигеле для сотрудников Сухумского питомника, спал на кровати, ел из тарелки ложкой, носил штанишки и пользовался горшком. У него была мать — приматолог экспериментального корпуса Алла Петровна, была сестренка Веруша, были кубики, куклы, книжки с картинками, трехколесный велосипед и проигрыватель. Улугбека водили гулять — и не только в старинный парк с вековыми платанами, по которым к зависти Веруши, обезьянышу разрешалось лазить, но и на детскую площадку поиграть с детьми прочих сотрудников. Порой мамаши торопились убраться подальше, утаскивая за руку вопящих отпрысков, но находились и те, кто не возражал против подобной дружбы. Тем паче что шимпанзе вел себя прилично, делился игрушками, не обижал малышей и кусался не больше сверстников.

Суть эксперимента состояла в очеловечивании примата — если американцы выучили обезьяну говорить, значит и мы сможем. Алла Петровна подошла к вопросу с педантизмом ученого. Она совершенно одинаково воспитывала родную дочь и объект исследований, приучала чистить зубы, застилать постель и не баловаться с едой, шлепала за проказы. Показывала малышам цвета и формы, ставила детские песенки, читала сказки на ночь. Признаться честно, сердце женщины билось чаще, когда приемыш вис на ней, доверчиво обнимая за шею. Но любовь любовью, а опыты опытами.

Шимпанзе между тем показывал прекрасные результаты. Он умывался и одевался, споласкивал за собой чашку и спускал воду, переключал программы в телевизоре и ставил пластинки, безошибочно выбирая «Алису в стране чудес». Разговаривал правда плохо — необходимость особым образом складывать язык и губы причиняла болезненное неудобство. Зато освоил цифры и буквы, полюбил кубики, начал складывать слоги. И незаметно привык читать — сказки про репку и курочку, истории про маленького принца и его лиса, плюшевого медвежонка и его мальчика, доктора Айболита и Чичи. Улугбек не все понимал, но очень старался — неграмотного мальчика не возьмут в школу. Он дожидался лишь удобного случая, чтобы продемонстрировать маме свои таланты. Шимпанзе отчаянно завидовал Веруше — первого сентября сестра отправилась в первый класс, принаряженная, в новеньком платье и накрахмаленном снежно-белом переднике. Огромные капроновые банты колыхались над кудрявой головой словно астры.

Конечно же Улугбек замечал, что отличается от родни. И несколько раз пытался допытаться у мамы, зачем ему цепкие ладони вместо ступней, отчего он покрыт шерстью и шевелит ушами? Алла Петровна успешно делала вид, что не понимает воспитанника. Умненькая Веруша могла бы объяснить — она чувствовала брата лучше, чем прочие люди. Но девочка даже вообразить боялась, какую форму примет тогда холодный гнев матери.

О существовании других обезьян в питомнике Улугбек догадывался, однако к вивариям и вольерам приемыша не пускали. Он порой слышал пронзительные вопли, уханье и рев сородичей, чуял звериный запах и сам, тревожно крича, жался к матери. И воображал, будто в клетках заперты страшные чудища. Пусть только попробуют сунуться к маме или обидеть Верушу — как возьму палку, как дам!

Знакомство с родичами произошло, когда Улугбек убежал из дома. Мать застала его у двери в душевую — шимпанзе подглядывал за сестрой. Ничего дурного проказник в виду не имел, лишь любопытствовал, что прячется под одеждой. И все же Алла Петровна пребольно отшлепала воспитанника, оставила без обеда и заперла в комнате. Не чувствуя за собой вины, Улугбек страшно обиделся. Оконные шпингалеты оказались несерьезным препятствием для ловких пальцев, шимпанзе перескочил с подоконника на большой эвкалипт и был таков. Уйду навсегда, пусть живут без меня, злюки вредные!

Свобода опьяняла и радовала. Время близилось к октябрю, парк ломился от вкусных вещей — тающие во рту мячики хурмы, гулкие шарики грецких орехов, упоительные гранаты! Еду требовалось добыть, сорвать, очистить и с упоением сжевать, не заботясь о чистоте губ и пальцев. Вволю налакомившись, Улугбек сделал гнездо в развилке платана и сладко выспался. Затем пообедал еще раз, накувыркался на ветках, извалялся в глубокой луже, перепачкал штаны и выбросил их подальше. Добрался до пустого гнезда певчей птахи, пошвырял вниз скорлупки, сунул руку в дупло и с визгом отдернул — злая, злая оса. Пару раз шимпанзе слышал знакомые голоса, но молчал — ищите-ищите, ни за что не вернусь!

День прошел в играх и приключениях. К вечеру задул ветер, набежали грузные облака, у горизонта сверкнула молния. Улугбек испугался. Переплетение темных крон угнетало, заунывное уханье сов вызвало дрожь, запахи трав и листьев сделались тяжкими. Казалось, еще минута и из мрака хищной молнией возникнет леопард, явится тигр с горящими глазами или охотник с сетями. Мама! Мама! Спрыгнув с дерева, Улугбек вприпрыжку помчался наугад по аллеям. Он сумел отыскать выход из парка и узнал идущую в гору асфальтовую дорогу — там у самой вершины сгрудились серые здания питомника. Ворота оказались закрыты, пришлось перебираться через забор.