Вероника Батхен - Сказки старого зоопарка [СИ]

Ни вивария, ни лабораторий шимпанзе раньше не видел. Перед ним тянулись ряды мрачных клеток, в которых тяжело дышали, стонали и хныкали разношерстные обитатели. Фонари кое-как освещали аллею, то одна то другая обезьяна приближалась к решетке, трясла прутья, бормотала невнятное. У одних зверей оказались обриты головы, на теле виднелись шрамы, другие выглядели истощенными и больными. Узкомордых, похожих на собак павианов и длиннохвостых мартышек Улугбек видел по телевизору в «Мире животных». А вот троица крупных бесхвостых существ вызывала иные чувства.

Широкие плечи, короткие ноги, внимательные глаза под надбровными дугами, подвижные губы, бурая шерсть — точь-в-точь отражение в зеркале. Увидав Улугбека обезьяны заухали, загримасничали, приветствуя сородича. Толстопалая черная ладонь, просунутая сквозь решетку, выглядела точно так же как его собственная рука. И пахло от кожи сеном и апельсинами. И негромкое ворчание показалось родным и ласковым… вот только Улугбек не понимал ни звука, он не знал обезьяньего языка. Шимпанзе всхлипнул, заколотил по земле ладонями, запрыгал, мотаясь всем длинным телом. Нет! Нет! Я мальчик, я умею читать, я пойду в школу… Теплая черная ладонь осталась единственной опорой в обрушившемся мире, Улугбек ухватился за пальцы сородича, словно малыш, и до утра просидел подле клетки. Там его и нашли.

Встревоженная Алла Петровна бросилась распекать воспитанника — зачем убежал на ночь, хорошие мальчики так себя не ведут, нельзя расстраивать маму. Она не сразу поняла, что шимпанзе игнорирует упреки. Сутулый взъерошенный Улугбек неожиданно оскалил зубы:

— Обман. Плохая. Грязная плохая помойка. Нет мальчик. Нет мама. Иди вон.

У Аллы Петровны хватило неосторожности приблизиться к воспитаннику — то ли чтобы обнять, то ли чтобы закатить оплеуху. Бедной женщине пришлось накладывать швы в травмпункте. Разбушевавшегося Улугбека накрыли сеткой и бросили в тесный вольер, думать о своем поведении. Ведешь себя как зверь — живи как зверь. Быть обезьяной шимпанзе не понравилось.

Ему не дали ни горшка, ни одеял, ни одежды. Уединиться в вольере не представлялось возможным, приходилось есть, спать и справлять нужду на глазах посторонних. От холодного кафельного пола потрескалась нежная кожа между пальцами, заныли суставы. Овсяная кашица с очистками овощей совершенно не походила на домашние кушанья. С шимпанзе не разговаривали и не играли. Только Алла Петровна пару раз приходила, тщетно надеясь усовестить воспитанника, да Веруша заглянула, принесла шоколадку и тряпичного зайца. Потом приматолог перевелась на Псковщину — там стартовал эксперимент по адаптации обезьян к условиям русского леса. А Улугбек остался. И твердо решил для себя — лучше сдохнуть, чем одичать.

Упрямец отказывался общаться со служителями и участвовать в опытах. Если еда оказывалась несвежей — преспокойно переворачивал миску, если вольер долго не чистили — швырялся в людей мусором, при попытках взять кровь или сделать укол сопротивлялся как лев. Голодовка и брань не усмиряли четвероногого борца с режимом, применять жесткие меры к ценной обезьяне не рискнули. Проходи в питомнике эксперимент по финальной проверке новых антибиотиков или вакцин, история мятежного шимпанзе завершилась бы очень быстро. Однако актуальные опыты ограничивались мартышками. А Улугбека посадили в клетку и увезли через полстраны — пусть приносит хоть какую-то пользу. Так бунтарь попал в зоопарк.

Новое место жительство оказалось приятнее, чем питомник. Дорогому экспонату выделили просторное помещение со всеми удобствами — закрытым загончиком, земляным полом, бревном для лазанья, деревянным настилом для отдыха. Служители обходились с питомцем вежливо, кормили сносно, публика любила, но не особенно докучала. Улугбеку не хватало лишь одного…

Гордый шимпанзе протягивал лапы через решетку и униженно клянчил, завидев в руках у посетителей газетку или журнал. Как правило ему совали конфеты и булочки. Время от времени неосторожные зеваки нарушали дистанцию… Хватало змеиного броска лапы, чтобы завладеть добычей. Читать на людях Улугбек опасался, он дожидался закрытия, включал свет в загоне и наслаждался до глубокой ночи. «Пионерская правда» ему не нравилась, «Мурзилка» тоже, «Крестьянка» вызывала зевоту, «Огонек» несварение. А вот «Юность» и «Новый мир» мохнатый библиофил оценил по достоинству. Венцом коллекции довольно долго оставался потрепанный томик Чехова — циничный горький юмор писателя научил шимпанзе понимать старших братьев. Однако аппетит рос во время еды.

Вскрыть замок не составило особенного труда — тонкая проволока, ловкость рук — и свобода! Научиться запирать клетку, чтобы служители поутру не заподозрили лишнего, оказалось куда труднее. Но Улугбек справился. Цель он определил по едва уловимому запаху пыли, клея и старой бумаги. И сделался вполне счастлив. Зоопарковая библиотека не шла в сравнение с городской, однако ее подбором занимались серьезно. Немного классики, много анималистики, чуть-чуть научных исследований — юннатам нужны хорошие книги. Улугбек с наслаждением вгрызся в желтый томик Джейн Гудолл — через призму человечьего взгляда он увидел четвероногих сородичей. За этим занятием товарищ директор его и застукал.

Шимпанзе увлеченно изучал словарь, составленный Гудолл, и не сразу заметил, что в помещение вошел человек.

— Книжками значит балуемся, товарищ обезьян? Побеги совершаем, беспорядок устраиваем?

— Угу, — признался Улугбек и на всякий случай поскреб под мышками.

— Вы мне тут комедию не ломайте, чай не в цирке работаете. Грамоте, выходит, обучены?

— Угу, — согласился Улугбек.

— А отвечать за безобразие кто будет? Пушкин?

— Мой дядя самых честных правил, — пробормотал Улугбек и кхекнул.

— Дожили, — тяжело вздохнул директор. — Образованный шимпанзе, да еще и шутник. Только вас нам и не хватало. Что ж, будем оформлять под честное слово.

Улугбек долго не мог поверить своему счастью. Он получил читательский билет, ключи от клетки, теплый халат, ночной горшок и стеллаж. Взамен клятвенно пообещал не устраивать побегов, не провоцировать прочих зверей и не обучать их книжной премудрости… по крайней мере без разрешения. От программы разведения и сохранения вида Улугбек наотрез отказался. В киносъемках участвовал неохотно, изображал из себя тупицу, чесался, прыгал и скалил зубы. Зато к обществу директора зоопарка со временем привык. Даже стал испытывать некоторую приязнь, подогреваемую свежими фруктами и новыми книгами — местная библиотека кончилась слишком быстро. Директор в свою очередь оценил немногословность собеседника. Улугбек внимательно слушал, что в очередной раз учинили звери, птицы, юннаты или бестолковые люди, шлепал черными губами, сочувственно угукал, изредка вставлял пару слов, мудрых и своевременных.