Мюриель Барбери - Странная страна

– Короче говоря, – сказал Петрус, – мы победим, если будем контролировать фарватеры. Я не уверен, что вражеский храм и мост обладают такой силой.

– Мы не знаем всей их мощи, – сказал Тагор, – но больше всего меня тревожит, что нам не удается их увидеть. Рёан предстает перед нами без храма и моста.

Петрус доложил о поисках серой тетради. Он побывал в Амстердаме, но все архивы, до которых ему удалось добраться, мало что поведали ему о сыне бывшего Стража Храма. Он жил там, стал известным художником, прежде чем почить в своем доме на Кейзерсграхт [42] Кейзерсграхт – один из главных каналов Амстердама. в одна тысяча пятьсот шестнадцатом году, в почтенном для человека возрасте семидесяти семи лет. От него осталась только картина, которую Роберто Вольпе добыл ценой убийства.

Петрус, Маркус, Паулус, Сандро и отец Франциск еще больше укрепились в нерушимой вере в силу своего сообщества. Приходилось часто перебираться с места на место из опасения, что враг может их обнаружить. Петрус продолжал разъезжать повсюду, сплачивая силы сопротивления. Снова безуспешно попытались провести по мосту малышек, художника и священника, и так же безуспешно пытались понять, где же может находиться эта серая тетрадь, будь она неладна. Бои шли один за другим и различались только безудержностью резни. Европа стала одним огромным полем битвы, и война расползалась на другие континенты. Всевозможные чистки прошли во всех странах Конфедерации, страшнее любого кошмара и отвратительнее ужаса – Рафаэле Сантанджело преуспел сверх собственных ожиданий, сумев залить огнем и кровью целые нации, мечтавшие только о мире. Эльфы последнего альянса оставались в тени и не выдавали своего присутствия Лиге. Впрочем, им хватало дел и в туманах, разделившихся на два братоубийственных лагеря.

Шестой год войны. Последняя битва приближается, и ночь опускается на зал заседаний Кацуры.

– Что останется от миров, когда все будет кончено? – горько спрашивает Солон.

– Миры рождаются, потому что умирают, – отвечает Петрус.

Одиночество и дух

Яростные ветры и жирные хлопья

Книга картин

И Петрус находит серую тетрадь. Видите ли, получилось так, что у Роберто Вольпе был в Монтепульчано маленький виноградник, где для него работали надежные арендаторы. Они производили хорошее марочное вино, благодаря чему он в молодости побывал в Йепесе. Именно туда он, не говоря никому ни слова, отнес серую тетрадь, которую унаследовал вместе с картиной.

Страж был уверен, что, как всегда, отправит Петруса к воротам замка, но эльф оказался в подвале, нос к носу с бутылкой петрюса 1918 года. Прямо рядом с ней лежала тетрадь. Двадцатью годами раньше благодаря болтливости одного из приказчиков семейства Вольпе Сантанджело снарядил в Йепес своего винодела, который скопировал ее содержание.

Записная книжка в сером веленевом переплете содержала всего несколько строк: Серый чай – ключ к изменениям. Он пролагает мосты и преображает проходы. Первый мост – плод серого чая и единого росчерка кисти, родившей линию. Тушь и чай – вот основа всех возрождений . Над дверью подвала в камне был выбит девиз: mantendré siempre . А рядом надпись, сделанная рукой художника из Амстердама: Сначала я пришел сюда .

Остается восемь дней до начала последней битвы.

Алессандро Ченти знал мост, хотя ни разу на него не ступал. Тридцать лет назад он написал его, никогда не видя. На полотне можно было различить только большое чернильное пятно и три черты, проведенные алой пастелью. Но те, кто проходил через мост, поражались чуду, которое описывало его, не изображая.

Таким же образом на первой картине, которую Сандро показал Пьетро, когда тот только приехал в Рим, не изображалось ничего знакомого, но торговец знал, что это идеограмма горы, используемая и восточными народами земли, и эльфами.

Сандро был создан, чтобы жить по ту сторону моста, точно так же как Петрус – чтобы жить на земле людей, и такие перетасовки желаний – единственное, что может вдохнуть новую жизнь в миры. Первый мост туманов в свое время восстановил задыхающуюся вселенную, его изменение эльфом-художником сыграло ту же роль во второй раз, и эльфы последнего альянса видели свою цель в том, чтобы укрепить переходы между двумя пластами мира.

Мост, сокрушитель льдов – и тем самым он и победа, и метафора.

За четыре дня эльфы последнего альянса сделали целую череду открытий и выводов.

Серый чай осуществлял желания, высказанные в храме.

Двадцать тысячелетий назад кто-то – возможно, страж – добавил в чай листья, изъеденные благородной плесенью, а потом возвел мост между двумя мирами.

Двадцать тысячелетий спустя тем же способом сын стража сумел преобразовать мост и навсегда перейти в мир людей.

Как они узнали про силу серого чая? Наверняка это получилось случайно, как слагаются все великие строфы в истории живущих.

Прошло еще четыре века, и предатель, помощник Тагора, помог Элию тайно прибыть в Нандзэн и создать там храм и мост, скрытые от глаз до тех пор, пока члены последнего альянса не узнали о силе этого чайного грибка и не смогли увидеть их, позолоченных, надменных и гибельных, после исчезновения туманов Рёана.

Серый чай готовился в специальных чайниках, в которых на протяжении двадцати четырех часов поддерживалась постоянная влажность. До последнего времени эльфы сжигали листья, которые заплесневели из-за дождливой погоды. В Рёане отныне их разводили на всех полях.

Серый чай позволял человеческим существам проходить в туманы и возвращаться обратно. Была ли то шутка или милость судьбы, но он также протрезвлял пьяниц.

Серый чай был опасен. Он стирал свои следы. Сведений о нем не было ни в одном архиве. Он делал все, чтобы о нем не узнали. Он создавал и потом исчезал, вот почему Нандзэну и Кацуре потребовалось столько времени, чтобы понять его роль.

Каким-то образом серый чай был связан с тушью. Роль линии, проведенной единым росчерком кисти , оставалась неясной, но счастье, что Сандро оказался в их компании.

И наконец, если серая тетрадь явилась Петрусу, то, возможно, духи Йепеса выбрали свой лагерь и некая неизвестная сила в Эстремадуре встала на сторону последнего альянса, но такие вещи всегда остаются за гранью постижимого, потому что любое повествование, помимо прочих своих качеств, непредсказуемо и лукаво, и не нам заранее предвидеть, куда оно приведет.