Андрей Лукин - Две половинки демона

Местечко выглядело уютно, во вросшей в землю чуть ли не по самую крышу избушке обнаружились двухъярусные полати и неказистая, но вполне исправная печь. И хотя до вечера было ещё довольно далеко, все дружно решили, что лучшего места для ночёвки не найти. Дрэга высадил пассажиров и тут же усвистел на охоту, и запоздалое Стёпкино «ты только надолго не исчезай» было, кажется, не услышано.

— Да ладно, — сказал Стёпка, глядя на слегка вытянувшиеся лица гоблинов. — Не парьтесь. К утру-то он всяко вернётся.

На дверях избушки виднелись свежие следы от медвежьих когтей, но опытный таёжник Глукса клятвенно заверил, что бояться нечего, поскольку супротив медведя у него имеется при себе шибко сильная отбойная заклятка.

— Вот и хорошо, — обрадовался Стёпка. — Хоть переночуем спокойно. А от людоедов у тебя заклятки нет?

— Нет, — признался Глукса, поёжившись. — Токмо у нас здеся людоедов отродясь не бывало.

Смакла недовольно покривился по поводу того, что не стоит на ночь глядя изверга поминать. Лес вокруг и без того стоял неприветливый и хмурый, в глубине его что-то поскрипывало, постанывало и тяжко вздыхало. И кто-то живущий в этом дремучем лесу определённо не прочь был бы полакомиться свежатинкой в лице двух юных гоблинов и одного юного демона. Тайга, она ведь только сверху кажется необитаемой.

— Ну как, всё ещё боишься на драконе летать? — спросил Стёпка, чтобы исправить свою оплошность и отвлечь Глуксу от мрачных мыслей.

Гоблин тяжко вздохнул и покаялся:

— Боюся.

— Жалеешь уже, наверное, что лететь с нами вызвался, да?

— Я не вызывался, — возразил Глукса. — Энто батя мой как про оказию прослышал, так и втемяшилось ему отправить меня на драконе к чародеям. Энто ж, говорит, дешевше намного и быстрее, нежели верхами-то. Вот только одного я в ум не возьму, откудова он золото добыл? То всё отбрехивался, что, мол, не скопили ещё, потерпи, мол, пока разбогатеем, то вдруг — получи кума прибыток! Разбогател! Уж не Медведьма ли ему от щедрот своих одолжила, а, Смакла?

Младший слуга хитро покосился на Стёпку, помотал головой:

— Мне не ведомо.

Стёпка ухмыльнулся. Что скрывать, те два золотых, что требовалось внести за обучение гоблина чародейному мастерству, пожертвовал как раз он. Вернее, пообещал, что сам передаст денежки отцу-заклинателю, ежели тот согласится принять Глуксу в ученики. А в том, что отец-заклинатель согласится, никто, честно говоря, и не сомневался. Талант потому что немалый у юного гоблина имелся к магии. Не иначе боги расщедрились, одарив редчайшими способностями невидного гоблинского паренька из глухой деревушки. Как объяснил Степану Смаклов многоведающий дед Живата, даже и без обучения из Глуксы мог бы получиться довольно сильный колдун. А мог и не получиться. От судьбы зависит, от везения. И ежели, значить, не обласкает его судьба, то бедовать тогда Глуксе до скончания дней своих ни колдуном, ни охотником, а так — пустополезным непротырой. А вот, ежели, заполучит гоблин себе опытного и мудрого наставника, способного верную жизненную тропу указать, да за руку твёрдо через непонятки и соблазны ученика провести, тогда и развернётся чудесный талант во всю мощь и ширь. Ему самому в радость и людям на пользу. Вот такие дела. И летел теперь Глукса в даль неведомую, навстречу, как говорится, шибко светлому будущему. А может, и не шибко и, вполне возможно, даже не светлому. Но это уж от самого гоблина будет зависеть, от воли его и желания учиться и постигать нелёгкую чародейскую науку.

Тут, между прочим, надобно заметить, что для безродного гоблина обучение в Летописном замке — это почти сказка. Сон волшебный, мечта несбыточная. Ещё два дня назад сам Глукса о таком повороте даже и помыслить не смел. А когда услышал о Стёпкином предложении, до последнего ходил, как пришибленный, всё думал, что его разыграли и что обман вот-вот вскроется. (Ведать бы заранее, что летать на драконе столь маетно, может, и не дал бы согласия своего, да поздно теперь о том вздыхать, эвон куда умахали, пехом назад уже не возвернёшься).

Гоблины тем временем сноровисто и привычно взялись за обустройство стоянки — развели костёр, добыли воды, извлекли из котомок продукты для нехитрого перекуса. Степана мягко, но решительно от хозяйственных забот отстранили, указав на то, что он, мол, житель не таёжный, а навовсе гость, и потому «не суйся, Стеслав, под руки, в сторонке посиди, мы всё сами в лучшем виде изладим». Обижаться Стёпка и не подумал, но сидеть в сторонке не захотел, а поднялся на ту скалу, что возвышалась над избушкой: по сторонам осмотреться, да и просто из любопытства.

На вершине обнаружилась целая россыпь крупной спелой земляники. Стёпка насобирал целую горсть, вдохнул дурманящий аромат, набил рот сладкой мякотью так, что челюсти свело. Сразу вспомнилась бабушкина дача — земляника там росла прямо за оградой, даже никуда ходить не надо. Теперь, после стольких-то приключений казалось, что вся та жизнь была как будто не взаправду, словно бы приснилась или привиделась. Нет-нет, да и приходили в голову не самые весёлые мысли о том, что назад дороги не будет и что суждено им с Ванькой навсегда остаться в магическом мире. Повзрослеть здесь, состариться и умереть, никогда не увидев больше ни своего привычного мира, ни родителей, ни друзей. Думалось об этом, конечно же, не всерьёз, но сердце всё равно сжимало ледяной рукой, и настроение слегка портилось. Скорее бы до замка добраться, с Серафианом поговорить. Должен он знать, куда Ванька подевался, не может он этого не знать.

Пригревшись на солнышке, Стёпка долго смотрел на теснящиеся по сторонам сопки. Тайга представлялась бесконечной. Казалось, что весь мир состоит из одного сплошного леса. Идти по такому на своих двоих — всё равно, что через океан вплавь перебираться. Если не сгинешь, то заблудишься непременно. И какое счастье, что есть дракон, на котором можно запросто перелететь через эти необозримые просторы, не заморачиваясь насчёт болот, чащоб и полноводных рек.

…Уже под вечер, когда темнота опустилась на притихшую тайгу, Стёпка спросил у сидящего по ту сторону костра гоблина:

— Слышь, Глукса, а как ты узнал, что колдовать умеешь?

Глукса пожал худенькими плечами:

— Чародей проезжий в затом годе баял. Колдун ишшо лосьвинский всё грозился в подмастерья меня взять, да не успел. Зимой от лихоманки помер.

— А ты знаешь какие-нибудь заклинания?

— Не. Ничего не ведаю, — замотал головой Глукса. — Не учёный я. Не.

Каждый раз, при взгляде на эту потрясающе лохматую голову, Стёпке хотелось взять в руки крепкую костяную расчёску или очень большие ножницы. Вжик! Вжик! Полетели бы лохмы во все стороны, и превратился бы деревенский пацанёнок во вполне приличного школьника… Впрочем, зачем? Он скоро и так студиозусом станет, и сомневаться в том не приходится. А несколько лет спустя и чародейский хвостик себе завяжет, в знак того, что постиг все магические тайны.