Ева Фёллер - Потайная дверь [litres]

Миссис Фицджон ввела в комнату молодую женщину.

– Вот камеристка Бриджит, миледи.

Бриджит было с виду лет двадцать пять, и она походила на толстощёкого позолоченного ангела. Одета она была в скромное коричневое платье, но всё равно могла бы послужить хорошей рекламой рождественского печенья или шариков «Моцарт». Из-под её шляпы выбивались светлые кудряшки, и её хорошенькое лицо светилось свежим румянцем, который гарантированно имел природное происхождение. Телом она была чуть полновата – как человек, который любит поесть, да и в остальном не чурается радостей жизни.

Правда, в настоящий момент она вряд ли испытывала удовольствие, скорее наоборот: на её круглом ангельском личике выражалась озабоченность.

– Мне распорядиться приготовить для Бриджит комнату в мансарде? – осведомилась миссис Фицджон.

– Да, это было бы хорошо, – согласилась я и почувствовала облегчение, когда она ушуршала своими юбками прочь. Что-то было в миссис Фицджон такое, что меня нервировало. То ли страдальческое выражение лица, то ли напряжённая поза, трудно сказать, но в её присутствии у меня постоянно было такое чувство, будто я её эксплуатирую. Просто не в моём характере было рассчитывать на помощь слуг, тем более в таком количестве. Если посчитать всю прислугу, какая мне попадалась в этом доме или упоминалась в разговоре, то легко набиралась дюжина.

А теперь у меня была ещё и камеристка. Я как раз собиралась с мыслями, что бы такое ей сказать, как вдруг заметила, что она что-то шепчет.

– Вы меня вышвырнете, – лепетала она. – И я окажусь на улице, и мне не останется ничего другого, как торговать своим телом. А зимой меня будет согревать только джин.

– Что-что?

Бриджит вздрогнула и подняла на меня свои голубые глаза:

– Ничего.

– Нет, ты что-то говорила сейчас сама себе.

Она густо покраснела:

– Я сожалею, миледи! Это какая-то злосчастная одержимость, которую я иногда не могу побороть. Это приступы, я перед ними бессильна. Но я клянусь вам, я постараюсь сдерживаться! – Она в отчаянии сделала шаг вперёд и присела в глубоком книксене. – Я хорошая камеристка!

– Да я тебе верю, – сказала я и великодушно добавила: – Можешь говорить с собой вслух сколько угодно. Я иногда тоже так делаю.

– Правда?

– Конечно. Все так делают. – Только не в присутствии других, мысленно добавила я, но не сказала, потому что у меня сложилось впечатление, что для неё это настоящая проблема.

Она с облегчением улыбнулась мне:

– Вы так добры, миледи!

– Бриджит, я должна тебе кое в чём признаться. До сих пор у меня не было настоящей камеристки. – Заметив на её лице выражение недоверия, я быстро добавила: – Разумеется, у меня были рабыни. И даже очень много. Ведь мы приехали сюда с плантации, его сиятельство и я. И к настоящей камеристке мне ещё надо привыкнуть. Я хочу, чтобы ты это знала, прежде чем начнёшь работать.

– О, я все свои обязанности умею выполнять по малейшему сигналу, – заверила меня Бриджит. – Уж точно не хуже десятерых рабынь, вместе взятых! Нет, даже гораздо лучше! Я и без приказа вижу, что нужно сделать!

Я заметила, что она неправильно меня поняла.

– Ты не должна работать ни больше, ни лучше даже одной рабыни. Я хотела этим сказать, что многие вещи я могу сделать и сама, например, одеваться, раздеваться, причёсываться.

– Зачем же у вас тогда было множество рабынь, если вы всё это делаете сами? – пролепетала Бриджит. И содрогнулась: – Ну вот, опять это началось! Пожалуйста, простите меня, миледи! Я не хотела это говорить!

– Нет, ничего. Ты ведь права. В этом есть… противоречие, не так ли? – Я ненадолго задумалась. – Ну да, это правда, я ненавижу рабство. И поэтому я всегда предпочитала делать всё сама.

– То есть вы вообще не хотите камеристку? – с испугом уточнила Бриджит.

– Хм-м… Нет, хочу, иногда она просто необходима, без неё никак. – Я посмотрела на неё ободряюще: – Если хочешь, остаток дня ты можешь быть свободна, как ты на это смотришь?

Она пришла в ужас.

– Свободна? Миледи, у меня есть только половина свободного дня в неделю! И эти полдня я хочу использовать в воскресенье, чтобы сходить в церковь.

– Нет, я имела в виду, что сегодня ты можешь быть свободна дополнительно.

– Она хочет меня испытать и посмотреть, не ленива ли я, – пролепетала Бриджит. – Чтобы иметь повод выставить меня на улицу. И это будет мой конец.

Я вздохнула. У меня пропала охота объяснять моей новой камеристке, что я не собираюсь её выставлять, даже если её разговоры с собой меня и впрямь раздражают.

– Бриджит, вообще-то мне всё же понадобится твоя помощь. Не почистишь ли ты мне это платье? Оно немного запылилось.

В течение следующих часов я убедилась, что Бриджит и впрямь выдающаяся камеристка, насколько я могла выразить это словами. Она с неимоверной ловкостью выбрала свежие вещи из огромного ассортимента одежды в моей гардеробной и тактично выложила их на мою кровать, а когда я переодевалась, она занималась сортировкой белья. Всё, что она мне выложила, безупречно сочеталось одно с другим, сама бы я никогда так не подобрала – свободное длинное платье бирюзового цвета и мятно-зелёное пальто, а к нему широкий шёлковый шарф с восточным узором, тёмно-зелёные мягкие кожаные башмачки и крутую маленькую шляпку с отделкой из тюля. И даже ретикюль – расшитая перламутровой мишурой ручная котомка – чудесно подходила к остальному наряду. Мистер Дарси гарантированно так и полетел бы на меня, если бы я очутилась внутри романа.

Бриджит проворно двигалась на заднем плане, пока я вертелась перед зеркалом и пыталась закрепить шляпку, и когда она увидела, что я не справляюсь, она снова начала бормотать себе под нос.

– Она могла бы попросить меня помочь. Тогда бы дело пошло быстрее, а вид был бы лучше. Но если я буду навязчивой, это может произвести плохое впечатление.

Я сделала вид, будто это вполне нормально, что она говорит сама с собой, и повернулась к ней:

– Не поможешь ли мне со шляпкой, Бриджит?

– С удовольствием! – Её глаза вспыхнули, и она быстро закрепила у меня на голове шляпку, воткнув пару шпилек опасного вида.

– Миледи – красавица, – сказала она, когда мы обе любовались в зеркале итогом наших усилий.

– Спасибо, Бриджит.

Внизу в салоне приёмов уже поджидала Ифигения. Она сидела в изящном кресле у окна и листала журнал мод. Как и утром, выглядела она сногсшибательно. Мечта эпохи регентства в лазурном бархатном ансамбле – цвет, подчёркивающий её выразительные глаза. Она встала и одобрительно оглядела меня:

– Анна, дорогая! Как я вижу, Бриджит уже поработала. Ну, разве она не сокровище среди камеристок?

– Да, она и впрямь хороша.