Сергей Барк - Перламутровые крылья [СИ]

— Спасибо, — отозвался птах, шаря в темноте взглядом.

В отличие от Ависа, ведущего дневной образ жизни, мое зрение хищника давало преимущество, позволяя с легкостью различить черты его лица в тусклом свете звезд, едва проникающем в пещеру.

Я без труда слышал взволнованный стук сердца, распластавшегося на хвосте птенчика.

— Уш-шибс-ся?

— Нет, все в порядке, — поспешил отозваться Тенери.

Мы замолчали. Я продолжал размышлять о том, как рассказать птенцу правду о прошлом. Скрывать истину я не имел никакого права. Воспользовавшись забвением, хотел лишь спасти Тенери жизнь, а не очистить совесть или дать себе ложный шанс. Мне было нужно гораздо больше, чем тело…

— Роскарус, — прервал мои размышления птенец. — Я хотел тебя спросить, — маленькое сердце вновь ускорило бег.

— О чем?

Тенери сглотнул.

— Скажи, был кто-нибудь, кто тебе по-настоящему нравился в той, другой жизни?

Вопрос был неожиданным.

Под другой жизнью Тенери подразумевал все что он помнил до одиннадцатилетния. Подарив ему забвение, я отнял последние четыре года его воспоминаний. Заставил забыть нашу встречу на кладбище и балу, надеясь, что хватит и первой встречи, чтобы сделать его более восприимчивым к моим словам.

А еще заставил его забыть об отношении Ависов к Нагам.

В начале дипломатической экспансии Ависы относились к нам настороженно, и, скорее всего, степень доверия была минимальной, однако контакт существовал и однозначно отрицательным он не являлся. Около четырех лет назад, после того как Дот вошел в состав Верховного Гнезда и стал активно отстаивать позиции змей на чужой территории, с плеч полетели первые птичьи головы. И, как бы тщательно не оберегалась тайна, в мешке ее было не утаить.

Ависы узнали, вспыхнули первые волнения… Это Тенери помнить тоже было ни к чему. Самое важное я заставил его забыть, а значит, и менее значительные факты не должны были встать между нами, пока Тенери приходил в себя и поправлялся.

Яд сделал сознание пластичным, и Тенери внял моему короткому рассказу о том, что мы беглецы. Спасая Авису жизнь, родители якобы отдали его на мое попечение и мы навсегда покинули родные земли.

Тенери потихоньку пришел в себя и превратился в обычного подростка своего возраста, неугомонного и непоседливого, такого, каким я знал и помнил его до страшной трагедии, разбившей между нами пропасть. Он все чаще спрашивал о близких, хотел знать подробности, не помня, что произошло, а я все резче уходил от ответа, не желая врать, но и не находя сил раскрыть страшную тайну.

Я понимал, что должен это сделать… а может, все же сочинить сладкую ложь и навечно остаться в райском саду? Но нет, я должен был сказать. Это мой долг…

И все же, как приятно чувствовать льнущего ко мне птенчика. Вот только мне нужно не только твое тело, Тенери. Я хочу и твою душу, и потому должен рассказать тебе все. Знаю наперед, что ты не простишь, а снова начнешь ненавидеть…

— Да. У меня ес-с-сть такое с-существо.

— Наверное, ты без него очень скучаешь?

— Это не важно. С-с-судьба воз-с-здвигла между нами непреодолимую с-с-стену.

Пауза повисла печальной тенью.

— Но мы оба живы, разве этого мало?

— Нет, конечно. Но ты, должно быть, думаешь о ней постоянно. Она, наверное, красивая, эта нагайна.

— Отчего вдруг эти вопрос-сы, Тенери?

Крошечное сердце ударило так гулко, словно кто-то стучал слабым кулачком по моему телу. Птенчик немного сдвинулся, крепче обхватывая мой хвост руками и ногами, пока взгляд метался в темноте.

Подсматривать за ним было приятно. Жаль, нельзя протянуть руку и дотронуться…

— Ну… мне тоже кое-кто нравился там, дома, — признался наконец Авис.

В одиннадцать лет?

— Понимаю. Ты с-с-скучаешь?

— Нет… то есть, да. Дело в том, что со мной творится что-то странное.

— О чем ты?

Тенери приподнялся на локтях, минуту сверлил взглядом темноту, а затем отвернулся в противоположную сторону и произнес:

— Теперь, когда я вижу его во снах, с моим телом происходит что-то неправильное.

Слова птенчика озадачивали, а Тенери продолжал:

— Сначала он просто приходил ко мне во снах и все было в порядке. А недавно он приснился мне… иначе, и что-то случилось. Всего однажды, и я не стал придавать этому значения. Но эти сны, — он сглотнул, — повторяются, и каждое утро тело подводит меня. Может, я болен?

Сбивчивый рассказ мало объяснял творящееся…

— Э-э, это проис-сходит поутру?

— Да, — расстроенно буркнул он.

— Тебе при этом хорошо?

— Нет… Не знаю, все это странно! — вспылил он и тяжело выдохнул, попытался слезть с моего хвоста, но я перехватил его локоть, не позволяя.

То, что я могу стереть воспоминания о подростковом созревании, не приходило в голову. В конце концов, никогда раньше у меня не возникало нужды работать с ранними этапами памяти. Промашка. Похоже, Тенери совсем не помнил разговоров с друзьями и отцом.

— Пос-стой, Тенери. С тобой все в порядке, прос-сто твой организм взрос-слеет. Это естес-с-ственно и говорит лишь о том, что ты здоров. Здесь нечего боятьс-ся или с-с-стыдитьс-ся.

— Но оно случается само собой! — возмутился он.

— Именно так и должно быть. Твой организм с-с-созрел для более взрос-слых отношений. Поэтому, когда тебе с-с-снитс-ся тот, кто дорог, тело откликаетс-ся на естес-с-ственные потребнос-сти.

— Какие еще потребности?

Брать на себя роль отца мне совсем не хотелось. И не только потому, что у меня не было на это никакого права, но и потому, что я бы и сам с удовольствием наглядно показал и объяснил все интересующие Ависа нюансы.

Но этого я так же не мог себе позволить. Хотя бы до того момента, когда тайна не будет стоять между нами. Но тогда Тенери уже никогда не позволит себя коснуться…

— Ты ис-спытываешь потребно-сть в физичес-ской близос-с-сти с другой птицей.

— А вот и нет. То есть, да… наверное, — растерялся он окончательно. — Но ведь птиц здесь нет.

— Мне жаль, Тенери.

— Да, я понимаю, что мы не можем вернуться. Ты говорил.

Я почувствовал его желание в очередной раз расспросить меня о случившемся, но Авис не стал.

— Значит, это так и будет продолжаться? — смущение тронуло голос.

— Думаю, да. Пока тебе придетс-ся обходитьс-ся, как любому другому подрос-с-стку.

— Как это?

«Вот же», — отругал я сам себя. Стоит тщательней выбирать какие мысли озвучивать. Последние месяцы уединения позволили мне расслабиться. Однако, пути назад не было. К тому же, ответственность за проблемы Тенери лежали целиком и полностью на мне, значит, и решение должен подсказать я.

— Ес-сли ты немного прилас-скаешь с-с-себя… там… рукой, с-с-станет очень приятно. Попробуй делать это днем и, воз-сможно, с-сны перес-станут так докучать.