Сергей Барк - Демон [СИ]

Я, конечно, был против. Понятия не имею, во сколько она ему обошлась, меня не посвящали, но вряд ли задаром, как пытался заверить меня господин. И вот, он как в воду глядел. Каково бы мне сейчас было в одном сюртуке?

Снова отыскав знакомый каменный мешок дворика, я нырнул в арку, столкнулся с мужчиной, но тот, как и я, сильно торопился, надеясь добраться до места, до того как разыграется настоящее ненастье, так что рассмотреть его мне не удалось. Ветер поднялся, мело прямо в глаза. Это, наверное, мог бы быть отец Гошера, а может, просто сосед, живший в одной из лачуг вокруг.

Я направился прямиком к уже знакомой двери и забарабанил. Дверь отворилась, но я едва ли разглядел, кто стоит по ту сторону порога.

— Доброго утречка! — бодро заголосил я, щурясь. — Я — Тэг. Заходил недавно. Вот, принёс еды.

С некоторым трудом я извлёк из внутреннего кармана свёрток. Дверь распахнулась шире, и я поспешил нырнуть в дом. Очутившись в прихожей, сбросил капюшон, фыркая, отряхнул налипший снег и огляделся.

— Доброго утречка! — снова произнёс я, глядя на пожилую женщину с изрезанным морщинами лицом и тяжелым исподлобья взглядом.

— Чего же тут доброго, — проворчала она. — Ты кто, малец, и чего пожаловал?

— Я друг Гошера. Заходил уже, с Одой разговаривал, — окинув взглядом комнату, я обнаружил пару ребят на занявшейся пламенем печи. — Верно говорю?

Женщина перевела взгляд на девочку и та кивнула, но выглядела при этом не смелее мелкого зверька.

— Значит, ты другом Гошеру был?

— Агась. Жаль, что с ним такое приключилось.

— Что уж, — махнула она рукой, и прошла вглубь дома, я следовал за ней. — Ну и зачем ты пожаловал, как там бишь тебя зовут?

— Тэг. Да я так, на секундочку заскочил. Ода мне тогда подсказала, где Гошер работал, и я кое-что нашёл. На туфлях, конечно, сколько не три, много не заработаешь, но с голоду не помру, а так, глядишь, и перезимую. Вот я и решил отблагодарить, да и Гошеру кое-что должен.

Я подошёл к столу и развернул свёрток. Внутри было полбуханки вчерашнего каравая, четверть головки сыра, пара луковиц и морковок и копчёное куриное бедро — надеюсь, за него Содар меня не убьёт.

— Вот, угощайтесь, — я отошёл от стола, поглядев на женщину и ребят. Мать Гошера — я не сомневался, что разговаривал с хозяйкой дома, нахмурилась сильнее. А Ода и её братишка, примерно того же возраста, вихрем скатились с печи и осели на лавке в напряжении.

Я видел их голодные взгляды, но никто из них не смел притронуться к еде, нервно поглядывая на мать.

— И это так за туфли-то плотют?

— Не-е, это у меня заначка была, а я добро не забываю. Такой уж я, — развёл я руками, словно извинялся за мягкосердечие.

Женщина поджала губы.

— Вы ничего дурного не подумайте, я ж того, благодарен.

Напряжение на лице хозяйки продержалось с полминуты, затем неожиданно схлынуло, и, отвернувшись к печи, она закряхтела:

— Сейчас принесу кипяток. Ничего не трогать! — рявкнула она, словно затылком видела, как мальчишка тут же потянулся за луковицей, понимая, что палкой меня с гостинцами гнать не будут. Тот отдёрнул пальцы, словно ошпарившись, и с тоской посмотрел на еду.

Я уселся на лавку напротив детворы, и пока хозяйка грела воду, завёл разговор:

— А вы, значит, сегодня на работу не идёте?

— Мы раздаём газеты, — несмело заговорила Ода, окинув стушевавшегося братишку неодобрительным взглядом. — Но когда метёт — нет. Бумага мокнет и газеты портятся.

— Ясненько. А моя работа аж вечером, так что весь день буду бить баклуши, — довольно улыбнулся я. — А мать? Тоже отдыхает? — тише спросил, метнув взгляд на хлопотавшую хозяйку.

— Не-а, — ответил мальчишка и тут же посмотрел на сестру.

— Она через час уйдёт. Прачечная тогда откроется.

— А-а, ну значит, погреемся ещё, — подмигнул я.

— Вот, — вернулась женщина и поставила перед каждым из нас по чашке тёплой воды.

Внутри что-то плавало. Сушёные дольки жердёл, понял я. У бедняков не было принято распивать чаи да кофея. Мы заваривали засушеные с лета фрукты или травы. Особенно такое варево выручало в голодное время.

— Спасибо.

— Пей, малец, да ешь. Только часть я уберу для остальных. Негоже им, — кивнула она в сторону пары детишек, — обжираться, пока другие на холоде пашут, — должно быть, хозяйка имела в виду других членов семейства.

На столе остались четыре тонюсеньких ломтика хлеба, луковица, морковка, такие же прозрачные дольки сыра и маленький кусочек мяса. Дождавшись, пока мать Гошера припрячет остальное и вернётся к столу, ребята набросились на еду.

— Я уже завтракал, — объявил я и подтянул к себе только кипяток.

Детвора тут же смекнула, что порцию мою можно будет поделить, и челюсти заработали быстрее, чтобы своё скорее закончилось и можно было бы претендовать на чужое.

На какое-то время за столом воцарилось молчание, все были заняты едой. Но вот, очень скоро жалкое угощение было подъедено, крошки аккуратно собрали дети, и каждый, наслаждаясь теплом желудка, потягивал чуть подслащенную водичку.

— Простите, что так мало, — проронил я, решив, что время продолжить разговор подходящее.

Мать Гошера фыркнула на мои слова:

— Спасибо, что добро не забыл. Меня Долья зовут.

— Очень приятно. Гошер мне говорил, но мы с ним долго не виделись, не было меня, значит, в городе, и я подзабыл. Когда приехал и узнал про Гошера, так и обалдел. До сих пор понять не могу, кому это он мог помешать? Хороший же парень был. Честный.

Дети опустили глаза, а Долья не спешила ничего говорить, если вообще собиралась. Может, я сказал что не то? Но вроде же и ничего особенного.

— Ох, милок, сама до сих пор понять не могу и вряд ли уж пойму когда, кому это мой золотой мальчик глаз мозолил, — запричитала Долья, и морщины на её лице провалились глубже. — Да разве ж он когда помочь отказывался? Он с отцом своим всех нас кормил, никогда от работы не отлынивал. И даже учился в школе! — с особой гордостью произнесла женщина и тяжело выдохнула: — И вот тебе на…

Она затихла, словно слова отняли у неё последние силы. Взгляд упёрся в угол, да там и остался.

— Да, — кивнул я понимающе. — После того, как Ода мне рассказала, я поспрашивал вокруг заодно. Ну, пока работу искал. Так мне сорока на хвосте принесла, что ограбили его.

— Да что ж это у него грабить-то? — рассердилась мать. — Нашли кого грабить! У него в карманах было пусто, а если тока что появлялось, так он мне нёс. Правда иногда просил оставить немного совсем… Думала, не доедает мой мальчик, и не перечила. Хотела чтоб больше себе оставлял, так он только чуток брал. На хлебушек, наверное.

«Или на цветы», — ни мгновенья не сомневался я в Гошере.

— Говорят, он ещё намедни и работу новую нашёл… — добавил я, а сам напряжённо замер, надеясь, что мать об этом что-нибудь знает.