Валентина Савенко - Проклятие на удачу

Следующие дни я усердно изучала скоропись. Эмрис в облике попугая едко комментировал мои попытки писать и веселился, когда я расшифровывала текст, что выводил на листе Кай. Охотнику повезло — благодаря знанию древних языков у него не было проблем с закорючками крылатого народа.

Поведение Кайдена путало все больше. Он оставался неразговорчивым и при этом постоянно помогал, поддерживал, подсказывал. Я бы даже сказала, заботился. Но опека того, на чьем лице эмоции появляются реже, чем случается солнечное затмение, вызывала оторопь. Удивляли и его отношения с Эмрисом. Они оба вели себя так, словно были давно знакомы. Хотя кот утверждал, что осознал себя лишь в голове Арвеля, а там никаких охотников не водилось.

Что касается принца сильфов, меня продолжали игнорировать. Записок Маэль больше не оставлял. Визиты во дворец проходили невероятно скучно. Таращиться на медитирующего в кресле Арвеля мне надоело, и в последний провал я захватила с собой лист бумаги и стило. И мы благополучно не замечали друг друга. Братец — за бокалом вина, я — за закорючками сильфов.

Наш путь до границы лесов альвов прошел без приключений. Не считая того, что на одной из остановок возницу колесницы побили неизвестные. А на следующий день он и трое пассажиров щеголяли похожими синяками, подлеченными станционными целителями. Но никто и никому никаких обвинений не предъявил. Наш улиточный транспорт благополучно дополз до места пересадки. Две другие колесницы ничем не запомнились, разве что летели быстрее.

В последнюю ночь перед пересадкой на карету альвов я проспала перенос к Арвелю — воистину, привыкнуть можно ко всему. Вот и я, устав от перелета, уснула на жестком лежаке. Сквозь сон почувствовала, что лечу!

К счастью, приземлилась не на пол, а на ковер. Спать хотелось жутко.

— Привет, братец, — бормотала я, не открывая глаз. — Я тут у тебя посплю немного?

В ответ послышалось возмущенное бурчание Арвеля, дескать, мало того что к нему призраки посреди ночи вваливаются, так еще и дрыхнут. И вообще, у него уже есть сестра, чудное создание, нежное и ранимое, и нечего тут всяким в родственники ломиться. Потом я с удивлением осознала: меня куда-то несут, укладывают на что-то мягкое, подсовывают под голову подушку.

То, что я вернулась, поняла по жесткому лежаку под спиной и приятному теплу, которое привычно потекло через мою руку от кошачьей головы, унося озноб и дурные сны. Вспомнилась шутка, что кошки — лекарство от всех проблем и куча проблем. Но первое перевешивает второе, поэтому их любят.

Эмрис — не кот, но я к нему привязалась. К нему и к нелюдимому охотнику. И к названому братцу тоже.

Зеленые леса тянулись до горизонта. Земли альвов казались непроходимыми дебрями, но это было отнюдь не так. Дороги и тропинки, что связывали города, ложились под ноги зеленым ковром. По ним сновали изумрудные кареты, созданные из огромных бутонов. Тащили их полуразумные растения, напоминающие скульптуры из кустарника, которыми любят украшать сады. За одним исключением: они двигались!

Прежде чем забраться в легкую и на вид непрочную карету — по факту в круглый бутон с изящными колесами, дверцами и прозрачной пленкой вместо окон, — я обошла транспорт несколько раз. Тонкая работа альвов, способных вырастить такое чудо, поражала. Жаль, живые кареты и зеленые «лошади» не выживают вне их лесов. Кстати, нас вез весьма симпатичный лиственный осел размером с настоящего коня. Двигался с едва слышным шорохом, косился ягодами-глазами.

— Ты его еще на зуб попробуй, — посоветовал Эмрис, когда я спросила у возницы, как долго выращивали нашу карету и «осла».

Альв, тонкие пальцы которого опутывала растительная вязь чистокровного обитателя дивных лесов, охотно ответил. Оказалось, что на нашу карету потратили неделю, а вот скакун рос почти полгода.

Объявили отправку.

Сидя внутри огромного бутона, я восторженно таращилась в окно. Я впервые была в землях альвов. Рассказы отца не шли ни в какое сравнение с реальностью.

Прямые, как спицы, дороги проходили через густые джунгли, которые, однако, не были дикими и росли именно так, как задумывали обитатели многочисленных городов и поселков. А сами города? Это же нечто! Все дома в поселках были фактически одним растением, связанным под землей корнями. Но не было скуки или однообразных строений, каждый дом вырастал в соответствии со вкусом хозяина. Ну и с количеством денег, что он мог потратить на услуги альвов-строителей. Здесь были и луковичные домики, и классические особняки.

Наша карета подкатила к зданию станции, которое напоминало оплетенную виноградом беседку, если бы самой беседки не было и осталось одно растение. Выгрузившись на изумрудную, непривычно пружинящую под ногами мостовую, мы направились к круглым домикам, которые альвы выращивали для прибывающих-проезжающих.

Эмрис порхал вокруг, радостно чирикал — по мне, так уж слишком вжился в образ забавного попугая. Вещи привычно нес охотник, он же поддерживал меня под локоть.

За неделю пути заметила интересную закономерность: чем больше вокруг народа, тем больше со мной случается досадных неприятностей. Чужое невезение буквально впитывалось, даже если было крохотным, таким, например, как сломанный ноготь: я тут же ломала, допустим, стило, которым писала. Вот и сегодня, пока шли, я раз шесть споткнулась, дважды наступила себе на носок, запутавшись в ногах, и ударила сумочкой по боку. Естественно, твердым углом. Я сердито зашипела, потерла пострадавшее место ладонью. И едва не подпрыгнула, когда поверх нее легли пальцы Кайдена, и охотник тихо сказал, шевеля теплым дыханием волосы на моей макушке:

— Осторожно.

— Слушай, ты в следующий раз предупреждай, — буркнула я.

— О чем? — Удивление легкой паутинкой проскользнуло в голосе охотника.

— О том, что собираешься помогать. А то так недолго и заикой стать.

— Предупреждать долго, ты можешь покалечиться.

Ну да, а так всего лишь помру от сердечного приступа. Мало мне Эмриса с его хороводом обликов. Этот туда же.

— Но хорошо, — все-таки согласился Кайден.

Убедившись, что я не собираюсь снова заниматься членовредительством, отпустил меня, стащил с моего плеча сумку и закинул на свое, к баулу с вещами. И снова приобнял за талию, надежно и бережно, совершенно не думая, как мы выглядим со стороны. Одно дело, когда дева гирькой висит на локте спутника, а тот терпит, потому что не может отказать: этикет и все такое, да и нельзя не помочь даме. Другое — когда деву ведут, обвив рукой, прижав к теплому боку, едва ли не касаясь губами ее волос.

— Кай… — Я дотронулась до руки на своей талии. — Кай, достаточно твоего локтя.