Андрей Астахов - Дурная кровь (СИ)

— Да, но могли найтись люди, которые решили его возродить.

— И они стремятся заполучить что-то очень важное для них? И ради этого этот самый Лабер нашел меня и просил помощи? И это узнав о культе Гедрахт с его кровожадными жрицами и начитавшись старых легенд, профессор Бенедиктус впал в депрессию и начал писать шифром, который сумел разобрать даже ты? Тебе не кажется, что все это похоже на страшные истории, которые дети рассказывают друг другу в темном чулане?

— Ты забываешь две мелочи, Бер, — грифон широко и сладко зевнул. — Историю, рассказанную тебе Анжелис, и записку от дамы в черном, которую тебе вручили сегодня на кладбище.

— А я вот думаю, не связано ли все это с делом Мунка-Усача? Кто-то из дружков ублюдка мог остаться на свободе. Вот это действительно плохо. Придется все время ходить с этой штукой, — Бере показал на чекан, полученный от Дени. — Надо встретиться с фра Невиллем и… — Бере едва не сказал «и с де Кейзером», но вовремя удержался. Даже у стен университетского пансиона могут оказаться уши, — и переговорить.

— Но самое скверное в другом, — сказал грифон. — Ты опять проводишь вечер со мной, а не с Анжелис, например. А это значит, что на Юль никакого праздника с котлетами и пудингами в нашем доме не будет.

Чувство было сильным и радужным — почти то же самое испытываешь при встрече с давней и сильной любовью, пусть постаревшей, но все такой же прелестной и желанной. Просто буря чувств. Аж в душе все переворачивается.

— Ваша мантия, милорд магистр, — продребезжал старый слуга, держа на вытянутых руках аккуратно сложенную фиолетовую мантию.

— Благодарю, — Бере взял одеяние, развернул и набросил на плечи. Сколько лет прошло с тех пор, когда он в последний раз надевал эту мантию? Подумать страшно. Целая жизнь будто один день.

Слуга поклонился и вышел. Бере огляделся. Здесь, на кафедре сверхъестествознания, ничего не изменилось за минувшие годы. Все та же старая потертая дубовая мебель, массивные столы с покрытыми синим сукном столешницами, наполненные люмерумом лампы из матового стекла, шкафы, полные книг и свитков. Солнечные лучи, проходя через витражные окна, покрывали стены и сам портрет сеткой разноцветных зайчиков. Сменился только портрет ректора — раньше тут висел en pied профессора Аврелия Никкера, теперь вот Хилариуса Ротгевена.

Нет, дело не только в этом портрете. Он сам тоже стал другим. А сегодня будто вернулся в свое прошлое. В те дни, когда мир казался огромным и полным соблазнов, молодость превращала каждый мин жизни в праздник, и каждый день был полон новых, невероятных планов на будущее. Хорошие были дни, счастливые.

Были…

— Скучаете? — Роланд Вар Вестерик вошел уверенной походкой, улыбнулся, протянул руку. — Поздравляю с первым днем работы, магистр Беренсон.

— Спасибо, — Бере ответил на рукопожатие. — Я очень рад, что вернулся сюда.

— Всегда считал, что человеку для счастья нужно совсем немного, — сказал Вестерик. — И это на самом деле так. Признайтесь, вы же чувствуете себя счастливым?

— Конечно.

— Прекрасно. Люблю, когда люди разделяют мои чувства, — Вестерик раскинул руки в обнимающем жесте, будто хотел заключить в объятия и Бере, и всю эту комнату. — Я чувствую себя триумфатором. Мог ли я еще месяц назад об этом мечтать? Не мог. Подумать только, я не кто-нибудь, а второй лектор на одной из самых престижных кафедр лучшего университета страны! Потрясающе.

— Рад за вас, профессор. Надеюсь, мы сработаемся.

— Надеетесь? Я уверен в этом, — Вестерик шагнул к Бере, перешел на заговорщический шепот. — Знаете, у меня есть мысль. А не пойти ли нам куда-нибудь и не выпить за начало новой светлой жизни? Я угощаю.

— Не думаю, мэтр Роланд, что это хорошая мысль. Ван Затц…

— Арно сейчас нет в университете. Это точно, я знаю. Старый Фейбер не станет доносить на нас, убежден. По большой кружке пива, а, Бере?

— Как будет угодно мэтру, — Бере слегка поклонился.

— Бросьте! — поморщился Вестерик. — Бросьте, Бере. Я не желаю, чтобы мы строили с вами отношения по принципу: «я начальник, ты дурак, ты начальник — я дурак». Мы с вами партнеры. У нас общее дело и общие перспективы. Собирайтесь, снимайте мантию и… Впрочем, нет, не снимайте. Пусть все видят нас в этих одеждах. Нам есть чем гордиться.

«— Тебе, пожалуй, есть чем, парень, а вот мне…» — подумал Бере, но говорить ничего не стал. Вестерик взял со стола колокольчик, позвонил. Вошел слуга Фейбер.

— Мы с магистром Бере должны уйти, — заявил Вестерик. — Если нас будут спрашивать, скажите, что мы отправились в Королевские архивы. Понятно?

— Да, милорд, — Фейбер поклонился.

— Идемте, — Вестерик увлек Бере мимо слуги в коридор. — Я знаю хорошее место для примерного принятия на грудь. Останетесь довольны.

— Ну, и что ты думаешь, Бер? — говорил Вестерик, пытаясь зацепиться расфокусированным взглядом за лицо собеседника. — Моя мечта сбылась, вот! Кто я был? Никто. Молодой шалопай с дипломом Туре в кармане. И все! Таких как я сотни, понятно? В лучшем случае — карьера провинциального умника без шансов подняться выше третьего лектора, в худшем… — тут Вестерик помахал рукой у губ, — нет, не буду говорить, что в худшем. Выпьем?

Бере кивнул. Вестерик просиял и наполнил стаканы.

— Хороший ты парень, Бере, — сказал он. — Твое здоровье!

— За нас! — поддержал Бере.

Наверное, со стороны они смотрелись смешно. Два солидных господина, одетых в академические мантии, восседающие за столом, заставленным пустыми бутылками из-под линвейна. Вдребезги пьяные, поскольку девять бутылок на двоих — это совсем не шутки. И десятая полна еще на треть…

— Знаешь, что такое Туре? — начал Вестерик, закусив выпивку листиком салата. — Туре — это самая сраная дыра во всей Руфии. Гребаный провинциальный город, населенный набежавшей в него деревенщиной со всего юга, унылой и бестолковой, как стадо ослов. Тамошний университет — сарай, преподаватели в нем — болваны. Но… Представляешь, я ведь был без ума от счастья, когда мне предложили там место тьютора. Вонючий тьютор в университете для деревенщины, хах! Но я был рад, — Вестерик скривился, вытер пальцами набежавшую слезу. — Давай выпьем, Бере. Выпьем за то, что судьба нас любит.

— Выпьем, — сказал Бере.

Мимо их стола прошли какие-то люди. Глянули на ученых мужей бегло и прошли дальше, вглубь зала, где уже сидело с полдюжины посетителей. Вестерик проводил их взглядом, а потом лихо вытянул линвейн из своего бокала.

— Хорошо! — вздохнул он. — Столица — это хорошо. Тебе этого не понять, Бере. Ты родился в столице, а я… Хорошо!

— Я родился не в столице, — выговорил Бере, борясь с накатившей тошнотой.