Arno - Тяжёлая вода [СИ]

Вот середина корабля прошла через черный клин. Вот две трети. Линкор тоже приближался под полными парусами. Пятьсот метров. Четыреста пятьдесят. Четыре сотни.

— Паруса хлопают!

— Мы теряем ветер!

— Так перекидывай! Живо!

Моряки уже суетились на реях, расправляя и перекидывая паруса под ветер. Минута, другая. Грянул залп погонных с линкора. На этот раз точнее. Сразу несколько ядер врезались в корму Козла. Одно из них прошло капитанскую каюту насквозь и вылетело на палубу через дверь.

— Перекинуть паруса, сукины дети! Живее! Или жить не хотите?!

— Прошли! — радостно крикнул Соловей. — Идем по обычной воде!

— Лево руля! — скомандовал Джаг.

— Крен не выправляется! — крикнули ему с носа. — Левый борт тяжелее!

— САТАНА, ТЫ СМЕЕШЬСЯ?! — взревел Джаг в неистовстве. — Мы уже выкинули десять пушек!

— Придется уравновесить борта, капитан, — напряженно сказал Соловей.

— Проклятье! Порази меня господь! Я проклинаю все на свете! Пушки с левого борта долой!

Авантийские полупудовки полетели за борт с тяжелыми всплесками.

— Встаем на ровный киль, — отметил Соловей.

— Еще бы, черт возьми…

Джаг глянул за борт — Козёл наконец перевалил через клин тяжелой воды, оставив его за кормой и выравнивался.

— Паруса стоят, капитан!

Джаг поднял голову — ветер надул паруса, и корабль с каждой секундой набирал скорость.

— Так держать!

Джаг, ковыляя с палкой, переместился к самым поручням кормы. Линкор был метрах в трехстах. То есть, на дистанции залпа. Если бы он сейчас стоял бортом, а не носом к Козлу, последнему пришлось бы не сладко.

Но пока он развернется, мы пройдем метров триста.

И тут его капитану придется решить — продолжать преследование по тяжелой воде, где огромный тяжелый линкор едва разовьет при хорошем ветре хотя бы четыре узла, или бросить это дело и вернуться на курс. И дело было даже не в скорости. Просто, входя в тяжелую воду, ты делаешь это на свой страх и риск. Потому что тут действительно нет никаких гарантий, что покинешь ее живым. То же самое можно было сказать и про обычное море. Но в тяжелой воде опасность была не в пример выше.

— Капитан! — заорали с орлиного гнезда. — Они перекидывают паруса! Разворачиваются на север.

— Да! — заорал Джаг. — Не по масти вам, гады, ходить по тяжелой воде! Она не для таких трусов, как вы! Валите прочь, авантийские сволочи. Покажите нам свою корму! Хотели достать Джага Марно в Море Цепей? Не сегодня, мерзкие парикастые педерасты!

— ДА! — ревела команда. — Да! Хрен вам, авантийцы! Не достанете! Кишка тонка!

Джаг поднял подзорную трубу, оглядел линкор. Моряки сновали по вантам, перекидывали паруса для разворота. Джаг уже собирался убрать трубу и вздохнуть с облегчением, когда заметил на носу линкора черную фигуру.

Он пригляделся. Это был рослый мужик, весь в черном, воротник закрывает щеки, а треуголка надвинута на самые глаза. Он смотрел на Джага без трубы. При взгляде на него что-то словно зародилось в груди и кольнуло сердце. Но Джаг так и не понял, что.

Лишь, неясно, почему, сунул руку в карман и потрогал монету.

Линкор и вправду разворачивался на север. Не хотел идти в тяжелую воду. В ней думать нужно не о погоне, а о выживании. Джаг сделал свою ставку. Авантиец спасовал.

Вот и все.

Надеюсь, это все на сегодня, подумал Джаг, внезапно ощутив усталость.

— Тяжелая вода по курсу!

Ну да, вспомнил Джаг. Осталось это.

— Связать паруса, всем держаться, приготовиться к удару. Вы знаете, что делать, господа пираты.

Под спущенными парусами корабль сбавил скорость и на границе раздела вод начал мягко проваливаться в блестящую черную гладь.

Радость команды медленно улетучивалась. Многие из них знали, что такое — оказаться в тяжелой воде.

И самые быстрые уже успели задуматься, что, может быть, им не так повезло, как казалось пару минут назад.

Где-то в Море Цепей.

Закончив отливать, Джаг подтянул штаны, завязал шнурки на ширинке, затянул ремень на поясе и сплюнул за борт. Так работали нужники на всех кораблях на свете. Море — не суша, все примет. Потому справляли нужду моряки таким вот способом — прямо за борт. С легкой никаких сложностей — встал к фальшборту и поливай море-океан. Для тяжелой — есть на каждом корабле специальное приспособление под названием «гальюн», которое моряки не любили за одну его неприятную особенность — сидя на нем и размышляя о жизни, можно легко оказаться в море.

Гальюн находился под бушпритом, на открытом воздухе. Может смыть волной, если не держаться за канаты, может даже сдуть внезапным порывом ветра. А оказываться за бортом обычно верная смерть.

К тому же, когда на десятки километров вокруг тяжелая вода.

Это все усложняло. Если упал за борт в обычной воде — смерть. То в тяжелой — вдвойне. Чтобы выплыть из нее, нужно быть отличным пловцом, да и этого будет мало. Джагу довелось раз в жизни побарахтаться в черном пятне, и повторять он не собирался.

Гребешь, а она не загребается. Словно масло, огибает твои руки и ноги, и от нее почти не отталкиваешься. Пытаешься держаться на поверхности, и все равно тонешь. Если не шевелиться, то просто уйдешь на дно. Потому как плотность ее и ахедронова сила в ней ниже, чем в обычной. Когда шевелишься, то ты на поверхности. Но любой человек когда-то устает. И тогда все. На прием к владыке морей.

Потому моряки побаивались ходить на гальюн. И это влекло за собой последствия. Вчера Джаг обнаружил говно в трюме. Почти половину мешка. Один человек не мог столько навалить за двое суток, что они в тяжелой воде. Срали группой.

Дело было гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Никто не признается, и этот случай необходимо расследовать чем быстрее, тем лучше. Ведь если закрыть на это глаза, скоро гады засрут весь корабль! К несчастью, круг подозреваемых включал всю команду, а это — сто пятьдесят с лишним человек. И Джаг решил заранее не исключать никого, даже самых, казалось бы, храбрых и смелых.

Перво-наперво, поразмыслив в своей койке, Джаг набросал список тех людей, кого точно видел на гальюне со времени входа в пятно — этих вычеркнуть сразу. Достаточно смелые, чтобы опорожниться по-человечески, а не срать тайком в трюме как крысы.

Из них Джаг решил составить временный комитет расследователей. В него вошли Борво Глазастый, Атаульф Тяжелый (в этих людях Джаг почти не сомневался), а также Сурбалла Бесстыжая (в этой козлице Джаг не сомневался никогда). Прозвище пришлось ей как нельзя в цвет, эта негритянка вообще не ведала стыда и легко шла на гальюн в окружении десятков мужиков на палубе. На нее уже и не глядели — признали за свою.

Этим людям Джаг сообщил детали ситуации. В свою каюту не звал, чтобы не вызвать лишних подозрений у затаившейся банды засранцев. Вместо этого, подошел сам к каждому и изложил суть дела. Каждый из названных был возмущен происходящим, уговаривать заняться расследованием никого не пришлось.