Arno - Тяжёлая вода [СИ]

— Весла можно сделать…

— Из чего? Разобрать корабль? — Джаг фыркнул. Тот, кто предложил ему такую идею, явно не в себе.

— Я вперед прыгну за борт, чем позволю разбирать на весла мой Козёл! А за борт я не прыгну, ты уж будь уверен.

— Не, капитан. Не надо ничего разбирать.

Грот развел руками и посмотрел на остальных собравшихся — они как раз внимательно смотрели на него.

— У нас же с собой две с лишним тыщи метров хорошего, крепкого бруса…

Когда до Джага дошел смысл этих слов, когда он их осмыслил и обдумал, он почувствовал, как рука сжимается в кулак, глаза выкатываются из орбит, а ребра заранее начинают болеть, предчувствуя, как их хозяин сейчас разорется.

— Пустить наш груз, янтарное дерево, на весла… — Джаг говорил это в тихом бешенстве, пока еще удерживая негодование внутри.

— Ты хоть понимаешь, сколько денег мы потеряем? Ты понимаешь, что каждое такое весло будет ЗОЛОТЫМ?!

— Из золота весла не сделать. А из дерева — вполне.

Это сказала Марна. Джаг повернулся к ней и посмотрел как на предательницу.

— Почему нет? — Она чуть заметно улыбнулась.

Джагу не нравилось, как легко она это говорила. Джагу не нравилось, как молчали все остальные. Молчали не как несогласные, а как узревшие огонек надежды, но пока не готовые в этом признаться.

— Разве наши жизни можно измерить в золоте или дереве? — продолжала Марна. — Разве что-то из этого ценно настолько, чтобы отдать за него жизнь?

Насчет золота — тут ты погорячилась, подумал Джаг. По старинному обычаю платят за смерть либо жизнью убийцы, либо золотой такат на килограмм веса покойного. Так что да. В золоте нас измерить — не большой вопрос.

Вот только, кто спросит плату? Да и с кого? Ведь, строго говоря, нас никто не убил и подохнем мы тут сами.

Вместе с этим голову никак не оставляли мысли о сундуках блестящих на солнце монет, вырученных за груз. Монет, с которыми можно на недели и месяцы вперед забыть о нужде и валяться на лучших перинах Моря Цепей, в окружении самых дорогих шлюх и напиваясь самым крепким и чистым ромом.

Правда, лучшая перина в Море Цепей — это, скорее всего, проеденный молью матрас, кишащий клопами и другим мелким дерьмецом. Самые дорогие шлюхи, скорее всего отличаются от дешевых только полным набором зубов, да и то не всегда. А ром… Да моча акулы будет, наверно, крепче многого из того, что подают в здешних тавернах.

И за это умирать?

Джаг поднял взгляд.

— Сделайте весла.

Джаг целые сутки не находил себе покоя. На палубу он не выходил. Стук топоров, размеренное жужжание пил и оживленный гомон команды и так давали знать, что там творится. Джагу не хотелось даже видеть, как гибнет драгоценный груз. Чертовы горы золота превращались в куски дерева, за которые никто не даст ни ломаного гроша. Из бруса можно изготовить что угодно. Что можно изготовить из весла? Нихрена.

Товар превращался в дерьмо. Каждое мгновение. Примерно с тем же успехом можно было выкидывать груз за борт.

К счастью, не все выходило так плохо, как казалось сначала.

Кехт Грот, который со своими людьми командовал изготовлением весел, рассказал свой проект их изготовления. И по его словам из одного бруса можно было выточить целых два весла. Снабдить веслами по плану, наспех разработанному им же, нужно было вторую и третью палубы. То есть, нужно было пятьдесят два весла. При удачном стечении обстоятельств (при крайне удачном — замечал для себя Джаг), на это должно было уйти двадцать шесть брусов. Но Джаг иллюзий не строил: если Удача развернулась к нему своим большим задом, то не для того, чтобы дать себя отыметь. К концу дня, уже в поздних сумерках, Джаг получил полный отчет о проделанной работе. Сделано тридцать весел, а истрачено на это двадцать четыре бруса.

Джаг велел никому не заходить к нему в каюту и напился.

Но на том и все. А был бы здоров — еще бы и половину каюты разнес, о чем сожалел бы на утро.

На утро работа продолжилась и закончилась пару часов после полудня. Были готовы пятьдесят шесть весел (четыре запасных), и истрачено на это почти сорок брусьев дерева.

Марна тоже имела, что сказать:

— Жадность — великий грех, но порой она приводит к неожиданно хорошим результатам.

Жадность — великий грех. Вот так, значит?

Получается, я согрешил во благо? Взять на борт сорок лишних брусьев сверх предполагаемого предела устойчивости — об этом она говорила. Да вот только Джаг брал их не с этой целью. Но теперь уже ничего не поделаешь.

Теперь было поздно что-либо делать. Только ждать и смотреть.

Джаг стоял на третьей палубе. На той самой, где когда-то находился рабский трюм. Ничто уже не напоминало о былом назначении этой палубы. Она была перестроена до этого под боевую — убрали все ненужные переборки, установили кулеврины с той антелузской глеевисы, а теперь вновь переоборудована, уже под гребную — орудия спустили в трюм, у каждого орудийного порта установили скамейки для гребцов, лафеты орудий закрепили на полу гвоздями и приспособили под уключины для весел.

Весла были не слишком удачной длины. Десять метров — достаточно, чтобы было удобно грести тем, кто на третьей палубе, но на второй этого было мало. Потому, для них Грот придумал составное весло, тринадцати метров. Прочность его была ниже, но сносная. К тому же, за бортом не обычная, а тяжелая вода.

Тут имеет место некоторая двусмысленность терминов. Для корабля тяжелая вода, безусловно, тяжелая — он проваливается в нее под своим весом, и потому идет медленнее за счет возросшего общего ее сопротивления. Но для весла все совсем наоборот. Оно проваливается в воду ровно настолько, насколько сильны гребцы. И если не топить весло, а грести по самому верхнему слою воды, в идеале погружая только две трети лопасти, то работать окажется гораздо легче, чем на обычной воде.

Но это означало лишь то, что придется грести чаще. Принцип гребного хода в том, чтобы отталкивать корабль от воды. А тяжелая вода имеет меньшую плотность, нежели обычная. Оттолкнуться от нее легко, но скорости это прибавит меньше.

Так, или иначе, команде Козла предстояло не слабо попотеть. Хорошо, что потеть придется посменно. Грот не придумал, как при длинах весел в десять и тринадцать метров усадить на скамьи больше двух человек. Годных для гребли людей была вся команда — полтораста человек. Джаг сделал исключение только для негритянок-коков. Ставить на весла людей, от которых зависит еда, так себе затея. А вот остальным придется как следует помотаться.

Организация смен была такой: за ручку каждого весла берутся двое. Одновременно на веслах находится 104 человека. Те, что с дальнего краю ручки весла, устают сильнее чем те, что на ближнем. Те, что на третьей палубе (ниже), устают сильнее тех, что на второй, потому что хватают веслом больше воды. Из этих соображений Джаг постановил ротацию: по полдня на дальнем и ближнем крае каждой из палуб, между ними два часа отдыха, ночью перерыв на сон, а на следующий день идешь на другую палубу. Само собой, на дальние края весел Джаг ставил самых крепких, а на ближние — тех, что слабее.