Arno - Тяжёлая вода [СИ]

Из круга одна за другой выходили полностью голые, изрисованные кровью негритянки. Они становились вокруг него на колени и их тела пробирала крупная дрожь, точно так же, как худое тело юной негритянки прямо перед его лицом.

В темноте раздался голос Марны. Как и прежде, Джаг не понимал ее слов. Но, почему-то, понимал их смысл. Он звучал, словно кровавая песня, самая темная и кошмарная, какую можно себе представить. Цепенеющий ужас окутывал каждую клетку тела от звука самых страшных слов, которые никогда не должны были быть произнесены и звучали сейчас впервые с ужасных древних времен, память о которых все еще живет в каждом человеке, погребенная под тысячей слоев защиты. Неотличимая от выдумки, эта память могла показаться наваждением. Но не казалась. Она была совершенно реальна, потому что слова, звучавшие в песне, будили ее претворяли в жизнь.

Взываю к тому, кто обосновался за Пределами, за великим морем воды и великим океаном пустоты, владыку жизни и смерти, покровителя чернейших и Тавонга, верных клятве своей.

Приидите в наш мир, как сказано… Порадуйте То-Пагу и соратников его, пролитой крови морями их дело восхваляя. Все, что путь ваш преграждает, и живое и мертвое, как сказано было, обратите в бессмысленный пепел…

И страшную улыбку твою о тысяче клыков, и три глаза на жутком лице твоем, и корону твою о ста черепах изначальных, великий государь, одаренный невыразимым ликом, взгляду пустых не представимым, восхваляю я!

Соратницу твою, кровавую пасть в воздухе парящую, и соратницу другую, Неосязаемую, пожирающие сознание пустых — восхваляю я!..

Царь тьмы, владыка жизни, шесть громадных рабов твоих с проклятыми мечами и сорок гончих твоих сеющих мрак и ужас — восхваляю я!

Тем, кто станет на пути вашем, пустым взглядом своим не видящим вашей власти, всем кто ложным учениям преклонился, перебежавшим к свету и позабывшим о Мраке Веков, объявите свое Слово!

Ниспошли нашим воинам проведение мрака, преобразуй их по твоему замыслу. А нам, верным твоим наложницам, ниспошли Твоего Зверя, великого осквернителя. С радостью мы поднесем ему губы и груди свои. Вели ему наполнить нас отравленным семенем, дабы понесли мы крылатых Тавонга, смертотворцев, поражающих врагов копьями яда! И опутают его нечестивые дети твоих врагов щупами, прибьют их жвалами, изрубят клинками и высосут у них мозги!

И покончив с их бессмысленной жизнью, захвати в костлявый кулак их никчемные души, чтобы ввергнуть в Мрак Веков!

Оборви жизнь отвергнувших тьму! Плоть их сорванная, вылитая кровь и раскрошенные их кости подношением станут для парящей пасти! Разум их подношением станет для Невыразимой. А души их ввергни сам в тысячелетний Мрак, подношение сделав То-Паге! Взываю к Тебе, Господин. Приди! Приди! Приди! Приди!

Воздух задрожал от темнейших слов нечистой молитвы. Негры вокруг извивались и визжали в демоническом танце. Чернота ночи озарялась вспышками адского огня, и глаза их, из одних лишь белков, вспыхивали вместе с ночью.

Тяжелая поступь ударила по палубе, и от ужасающих воплей негров, что оказывались на ее пути, становилось темно на душе.

— Ты здесь! — воскликнула заклинательница. — Ты пришел к нам, великий нечистый!

От этих слов все негры разом распластались на полу, а негритянки, уже стоявшие на коленях, развернулись к нему, шире расставляя ноги и выгибаясь назад с широко раскрытыми губами, предлагая ему воспользоваться собой. Над палубой повисла дрожащая тишина.

Он стоял метрах в пяти от Джага.

Чудовище, адский бес. Он сам по себе светился в ночи демоническим огнем. Ростом он был больше любого из людей, метра два, не меньше. Ноги его были крупными козлиными, мохнатыми, с раздвоенными копытами, а руки — человечьими, бугрились напряженными мускулами. На черной груди его в два ряда шли четыре пары сосцов. Верхние были полными и толстыми, как титьки молодой и фигуристой проститутки, а нижние совсем крохотными и неразвитыми. В паху висело большое волосатое муде, а под хвостом росла длинная, до пола, борода с засохшими в ней кусками говна, в которой угадывалось вывалившееся, раскрытое красное от нарывов очко. Оно никогда не закрывалось, и шедшее из него гнилое дыхание наполняло воздух отвратительным смрадом.

Его козлиная голова с раздувающимися от дыхания ноздрями, оглядывала палубу источающими тьму глазами.

Сердце Джага колотилось так, что чуть не пробивало ребра. Он трясся от вида Ужаса, но это и придало ему сил, так, что Джаг смог приподняться на локтях.

— Зверь! — воскликнула Марна с благоговейным трепетом. — Молю тебя, испей умирающей крови пустого, обманутого мною, и награди нас своим семенем.

Демон фыркнул, повел головой и шагнул к Джагу.

Джаг дышал быстро, и все равно чувствовал, что задыхается. Биение собственного сердца, почуявшего древнего и страшного врага, сотрясало все его тело. Он поднялся на крупно трясущиеся ноги и взглянул в лицо Ужасу.

— Козел! — прокричал он, едва двигая онемевшей от страха челюстью.

— Ты сам явился за мной, Козел!

В ответ Козел оглушительно заржал. Его смех содрогал воздух и звенел металлом, ударяя по ушам, так, словно он орал в медное ведро.

Джаг дрожащей рукой с трудом вытащил из ножен меч.

— Я не дамся тебе, Козел! Я не дамся тебе!

С этими словами Джаг бросился в атаку.

В руке Козла появился длинный черный меч, покрытый ржавчиной и грязью. Он тоже взмахнул им. В воздухе скребя по ушам, зазвенела сталь.

Козел резко попер на Джага, безоглядно размахивая мечом. Джаг останавливал некоторые удары своим палашом, а от других уклонялся, и тогда не нашедший цели клинок Козла со страшной силой крушил все вокруг. От одного удара улетел в море, точно щепка, тяжелый кусок фальшборта, другим демон легко прорубил палубу, которая была набрана из бруса толщиной в кулак. Третий удар снес грот-мачту, и она с грохотом повалилась за борт, разрывая своей тяжестью снасти и толстые канаты.

— Ты не получишь меня, Козел! — взревел Джаг и бросился в атаку.

Но силой удара его бросило на спину. Все тело взорвалось болью. Он ощутил близость смердящего очка демона. Его копыта стояли прямо рядом с лицом Джага, а сам он возвышался над ним и заносил свой темный меч.

Джаг попытался было встать, но не смог. Меч обрушился на его грудь и пригвоздил к палубе.

Бог знает, где…

Тишина.

Только она одна. Ни одного проклятого звука, только лишь тишина, оглушительная тишина. Та самая, что терзает слух страшнее самого гадкого звука.

К счастью, это продолжалось не долго. Звуки были, просто ухо не сразу приспособилось их различать. А вот теперь они возвращались.