Arno - Тяжёлая вода [СИ]

И, конечно, Козел.

Об этом Джаг отдельно спросил каждого, и все отвечали одинаково:

— А ты помнишь, что я точно кричал? — спросил он Мубасу.

— Ты кричать так, — ответил он. — КОЗЕЛЬ! КО-ОЗЕ-Е-ЛЬ! Иди биться, козель! Иди я ты убивать!

— КОЗЭ-Э-ЭЛ! — изобразил Ваба его крик, когда Джаг задал ему тот же вопрос. — Ты кричать КОЗЭЛ, я тебя убить! Вот так все и быть, капитан Джаг.

— КЗАЛ! КЗАЛ! — изображал Дужо. — Я тебе рубить голова, Кзал!

Примерно такое же выдавали и другие моряки из команды, кого Джаг решил допросить. Их версии сказанного немного отличались друг от друга, но только в том, кому какие ругательства больше запомнились.

— Ладно, хватит. Все, иди. Позови другого, — сказал Джаг очередному моряку, а сам задумался.

Если все это и было обманом, то, надо было признать, обманом высочайшего качества. Хитрые планы всегда раскрываются в мелочах. Но если план был продуман так детально, что учитывал даже особенности акцента и выговора каждого негра в отдельности, то оставалось лишь подивиться воистину нечеловеческому таланту организатора этого заговора. Я-то, может, мужик и простоватый, думал Джаг, но, черт возьми, такого хитреца не выведет на чистую воду даже самый кровавый сангритский дознаватель.

Когда говоришь людям рассказывать ложь, они и будут ее повторять, все одинаково, одну и ту же. А эти рассказывали так, как действительно видели, и что сами запомнили, и в глазах их не было видно вранья.

Черта с два, к чему этот допрос, я же сам видел главное доказательство. Той ночью бес крушил корабль, не разбирая пути, и даже мачту мечом срубил. А теперь вдруг на всем корабле ни следа того бардака, и грот стоит там же, где всегда был!

Теперь Джаг точно знал, что все то, что он помнил о той ночи, было не более чем лихорадочным бредом. Если и не знал, то весомые доказательства тому точно имел.

И все таки. Козел. Не спроста он мне явился. Так что ж с этим теперь делать?..

Внезапная догадка вдруг осенила Джага, и от нее заговорщицкая ухмылка появилась на его губах. Но стук в дверь оторвал его от внезапно пришедшей мысли.

— Да, что такое?

В дверях появилась невысокая фигура старшего помощника.

— Марна?.. Кхм. Заходи, садись…

Подумав, Джаг добавил:

— Я как раз хотел обсудить с тобой одно дело…

— И я тоже хочу обсудить с тобой одно дело, — сказала Марна, присаживаясь на стул напротив Джага.

При взгляде на нее, при виде ее взгляда, Джагу вдруг стало совестно. Он положил руки на стол и чуть подался вперед.

— Слушай… Прости за то, что…

— Именно об этом я и хотела поговорить.

Джаг, не договорив, закрыл рот и подался назад.

— Ты допросил много людей, капитан. Почему же меня не стал? Разве не я твоя главная подозреваемая?

— Подозреваемая в чем? С чего ты взяла?

Джаг решил изображать простоту. Хотя почти сразу понял, что без толку. Эту бабу просто так не одуришь.

— Как в чем? — она пристально смотрела в лицо Джагу.

— В языческом негритянском заговоре. В связи с демонами. В том, что вся команда в тайне поклоняется темным силам, а я — их атаманша, величайшая распутница. Бесовская подстилка. И… В твоей болезни?

— Ну… — Джага такие прямые слова застали врасплох. Он сумел лишь выдавить из себя несколько нечленораздельный и неуверенных звуков. Понимая, что с каждой секундой выглядит все глупее, он просто развел руками.

— Вообще, у меня были к тебе кое-какие вопросы…

— Так позволь, я отвечу на все сразу.

С этими словами она встала со стула. Не спуская глаз с Джага, она стала развязывать шнурки платья у себя на груди.

Трахаться хочет что ли? — мимоходом подумал Джаг.

Развязав шнурки, Марна запустила правую руку за пазуху и извлекла оттуда маленький, поблескивающий металлом, нательный трист.

Джаг озадаченно нахмурился.

— Ты знаешь, что это, капитан Джаг. Не можешь не знать.

Знаю, подумал про себя Джаг. Конечно знаю. Кто ж не знает. Эта штука — трист, триединый символ божьей веры. Отец, сын, святой дух. Я хоть в церкви бывал редко, да обычно не по своей воле, и то знаю, что такой носит любой церковный служитель.

— Может, ты его только что нацепила?

— Нет. Я ношу его всю жизнь.

С этими словами она пальцами оттянула шнурки платья вниз, чтобы было видно верхние округлости небольших, приподнятых платьем грудей. Меж ними Джаг увидел отчетливое пятно более бледной, чем вокруг, кожи, формой повторяющее трехконечную звезду святителя.

— Ты, стало быть, монашка? — спросил Джаг, крайне удивленный. — И богу нашему молишься?

На такое он ну никак не рассчитывал.

— Не совсем, — сказала Марна, убирая трист. — Я, скорее, как… святой отец. Только… сам понимаешь.

— Да я вперед поверю, что бес взаправду ко мне на палубу высадился, чем в то, что церковь допустила к служению бабу!

— Пути господни неисповедимы, — загадочно сказала она. Джаг издал пренебрежительный звук.

— Я почти поверил. Но давай в будущем только без этих басен ваших! У меня от них в печенке зудит.

Она чуть заметно улыбнулась ему, медленно прошлась по каюте, на ходу завязывая шнурки на платье.

— Хочешь правду, я расскажу. Ты слышал о Городе Тракса?

— Не довелось.

Марна остановилась у шкафа, стоявшего рядом с гардеробом. На полках было несколько пыльных книг, и она стала с интересом их изучать, водя пальцем по корешкам.

— Это город, который находится глубоко в саваннах Ривы, — рассказывала она, не глядя на Джага.

— Город негров, которые исповедуют святую веру. В давние времена его основали глубоко верующие путешественники из Авантии, Йона Бреба и Охамт Стаглед. В твоих краях о них давно позабыли. Но для моего народа они — величайшие из людей. Святители, почти равные апостолам пророка, и их имена вечно живы в Городе Тракса. Они возвели прямо посреди саванны первое строение города — церковь святого мученика Тракса, и приняли первые племена в священную веру. Прошло много времени с тех пор, как они почили. Но их город остался и вырос, а его жители впитали их науку и продолжили их дело. Я родилась там. Там я обучилась всему, что я знаю. Письму, математике, истории нашего мира. Я черная и родилась в Риве, Джаг, но авантийский — мой родной язык. Потому, как ты мог заметить, я так хорошо на нем разговариваю. Языки саванны я учила уже после. И все для того, чтобы, как святые отцы Бреба и Стаглед посвятить свою жизнь божьей миссии: нести благодатное Слово Господне людям бескрайних просторов саванны… и дальше. Я была у людей больших деревьев, у людей водопадов, у народа долин, у братьев бивня, и у многих других. Я шла от одного племени к другому, рассказывая им о господе. О пути Эйяса святителя среди людей, о казни централитянской, и о вознесении его на небеса… Я говорила о святой деве, о святом духе, посетившем их, и об отце небесном, об их мудрости и любви, и о царстве божьем на небесах. Рассказывала и о другом. О господнем гневе. О гибели империи централитян от гордыни и порока, о священных войнах за святые мощи, о походах на благодатную землю и каре, которую божьи воины несут грешникам. И в конце — о божьей милости и прощении, которое можно заслужить, лишь искренне раскаявшись в своих грехах. Я проповедовала. Обращала людей в веру. Принимала исповеди и совершала причастия. В общем, делала все то, что делают священники. Так что, по всей видимости, я и была им.