Arno - Тяжёлая вода [СИ]

В «Трех обезьянах» народу сейчас было не много. Пить с утра могли себе позволить немногие. К обеду тут станет гораздо оживленнее за счет работников и мастеровых, зашедших пропустить по кружке пива или грога, и работяг с лесоповалов — эти работают с раннего утра и до полудня, потому как в обеденные часы, почти до самого заката на такой жаре вперед откинешь копыта, чем навалишь бревен.

Немногочисленная публика встретила его теми же взглядами, что и люди на улице.

— Принесла нелегкая, — буркнул кто-то.

Джаг оглядел их, потом взгляд его упал на хозяина заведения. Все они смотрели на него замерев, выжидающе. Джаг такие взгляды видел много раз, и знал, о чем эти люди думают:

«Чего от него теперь ждать?»

— Что вы пялитесь на меня, как будто приведение увидели? Или я тут не желанный гость?

Трактирщик раскрыл рот, сделавшись очень похожим на гориллу.

— Э… нет, конечно нет, капитан Джаг. Милости прошу, проходите, садитесь, «Три обезьяны» к вашим услугам…

— Так-то лучше, — сказал Джаг, и прошел к стойке, прямо к трактирщику.

— И нечего было так на меня пялиться. Да, я знаю, я вчера слегка перебрал с ромом. Так бывает, что с того?

— Так вы ж, того-этого… я слыхал — вы повеситься изволили!

В сердце Джага что-то мерзко трепыхнулось.

— Это что, я сам что-ли?

— Ну так… — трактирщик пожал плечами. — А уж что было до этого…

От слов трактирщика повеяло неприятным холодком, который будил холод в груди.

— Говори, живо, сколько народу я убил и покалечил?!

— Да… э… вроде никого.

— Слава те, господи.

Джаг испытал ни с чем не сравнимое облегчение.

— Из людей — никого, — продолжил трактирщик, — но… признаться честно, капитан, я такого в жизни не видал…

— Слушай вот что. Принеси-ка мне рому. Нет-нет, не пугайся, я так напиваться больше не стану. Только горло промочить. А ты в это время как раз расскажешь мне, как было дело.

Выложив на стойку монету за выпивку, и еще одну — привычную плату за информацию, за несколько следующих минут Джаг выслушал свою историю.

Началось все с того, что Джаг, уже немного поддатый, появился вечером в «Трех обезьянах», один, с кошелем монет, и в превосходном настроении, и сразу же взял целый пузырь грога, который быстро осушил один, после чего сел играть в «бабуина» — карточную игру, распространенную в авантийских колониях. Меньше чем за час он проиграл крупную сумму, такатов триста, как говорил хозяин таверны.

Чтоб меня крысы живьем сожрали, — с досадой подумал Джаг, — знаю же, что не прет мне ни в одну игру, хоть в картах, хоть в костях, да хоть бы и в монету — ежели на короля поставлю, точно выпадет лев, на льва — так жди короля. А ежели на обоих сразу поставлю — как заговоренная на ребро падает.

Но то, что рассказал трактирщик далее, было куда как интереснее. Пил Джаг в таких количествах, что очень скоро с трудом ворочал языком, и был уже практически в состоянии груза. Но, когда все уже перестали обращать на него внимание, словно какая-то тайная сила пробудила в нем второе дыхание. Джаг как с цепи сорвался — взял новую бутылку и глотая ром на ходу, выбежал из таверны и принялся бродить по городу, при этом горланил похабные песни и покрывал трехэтажной руганью все, что видел, повторялся при этом редко. И все бы ничего — перебрал, с кем не бывает. Главное, что не озоровал, а так — пусть его, бродит себе по городу. Но в какой-то момент все изменилось.

О Джаге уже все забыли, когда он явился в таверну снова, и даже принес что-то с собой.

Как оказалось позже, это была уже слегка подгнившая туша околевшей кошки. Войдя в таверну, Джаг с ни с того, ни с сего принялся вдруг с жаром охаживать мертвой тушей всех, кто ему на глаза попадался, при этом без остановки, как заведенный, изрыгая проклятия и гневную брань. Люд, недовольный таким хулиганством, и уже изрядно поддатый, немедленно намерился угомонить буйного бродягу, да не тут то было.

От озлобленной толпы Джаг преловко уклонялся, кидался в людей стульями, резво скакал со стола на стол, не забывая добавлять всем по головам несвежей кошачьей тушей. Трактирщик признал, что выгнать его из таверны не получилось бы, если бы Джаг сам не захотел уйти. Когда он выпрыгнул в окно и умчался в темноту улиц, то ругаясь на чем свет стоит, то дьявольски хохоча, все подумали, что ему просто надоело — горячечный ум нашел себе другую забаву, и слава богу.

Но, как стало понятно дальше, скучать Джаг в этот вечер не собирался, а уж тем более оставлять таверну в покое. Он вернулся под полночь, когда люд в «Трех обезьянах» был уже совсем пьян. На этот раз с собой он принес собаку, причем живую.

Он волочил ее по земле за заднюю ногу, точно тяжелый мешок. Собака изо всех сил вертелась и кривлялась, пытаясь укусить мучителя, скребла по земле передними лапами, цеплялась и скулила. Джаг то и дело швырял ее перед собой и в воздухе давал ей пинка. Ошалевшая от такого положения собака истошно завывала на разные голоса, а Джаг, как ни в чем ни бывало, продолжал орать матом непонятно на кого, проклинать бесов и нечистую силу, повторять какие-то строки как заученные.

Ворвавшись в таверну, он сразу объявил о своих намерениях:

— Всех вас ждет страшный суд, проклятые адские бесы! Нечестивые уроды, всю вашу подлую стаю перегрызет пес мой. Раздавят вас твари лесные и доедят ваши потроха черви земные! И наступит Царствие Божие, и принесу я его в мир, вас, нечестивцев поражая собакою моею!

После чего принялся, как до этого кошачьей падалью, охаживать своих врагов собакой, кучами раскидывая по углам замерших от изумления и едва способных осмыслить происходящее людей. Псиной он орудовал как огромной живой дубиной. Зубастая и вроде бы грозная скотина, напрочь осоловевшая от таких дел, уже не пыталась кусаться, а только жалобно и надрывно выла, пока Джаг махал ею, держа на задние ноги и громко взвизгивала, когда сшибала собой людей.

Совсем рехнулся капитан Джаг — подумали тогда многие, прячась по углам, и понимая, что прозвище «Буйный» капитану пришлось как нельзя в цвет. Спустя несколько минут ловкость изменила буйному бродяге. Он неловко оступился, при этом выпустив собаку из рук. Та, уж наверно и не надеявшаяся на спасение, а молившая лишь о быстрой смерти, умчалась из таверны как ошпаренная, и еще долго были слышны по улицам ее жалобные завывания. А толпа зажатых под столами и по углам уже здорово отрезвевших от небывалого лиха пьяниц стала подниматься на безоружного Джага. Люди похватали что под руку попалось, явно не намереваясь оставлять сумасшедшего в живых. И все же, поймать его им снова не удалось — тот вывернулся прямо из рук, выбежал на улицу и как кошка влез на дерево. Кто-то порывался полезть за ним и снять наглого обидчика для всеобщей расправы, но Джаг мечом обрубил за собой сучья, после перепрыгнул на другое дерево, а с него на крышу каменного двухэтажного дома, какие стояли тут по главной улице. Все это он проделал, ни на мгновение не прекращая поливать врагов своих грязнейшей бранью и проклятиями, да и вообще, с момента своего первого появления в таверне не затыкался ни на миг, даже в самые напряженные ситуации — а все ревел, орал и матерился, с мутным взглядом бормотал какой-то вздор, проговаривал раз за разом одинаково непонятные фразы, в общем, горячо бредил.