Arno - Тяжёлая вода [СИ]

Та и сама недоумевала — «как это я забыла?»

Взвизгнет, закроется и потребует уйти? — представил Джаг.

Но у этой женщины оказалось гораздо больше достоинства и воли, чем он полагал. Она встала с кровати, глядя на него холодными голубыми глазами. Не сделала даже движения, чтобы прикрыться, расправила плечи, обеими руками убрала волосы и плавно вдела руки в лямки платья, медленно и без нервов надвинув их на бледные груди, как ни в чем ни бывало заправляя малиновые соски в корсет. Только неотрывно смотрела на Джага. И если бы взгляд мог ранить, как шпага, Джаг уже валялся бы на полу, истекая кровью, пронзенный насквозь.

Ей и вправду нечего было стыдиться, подумал Джаг. Такое тело, крепкое, но, в то же время, мягкое, не по годам молодое и упругое, возжелал бы любой, у кого есть яйца.

Марна, как бы невзначай, кашлянула.

Это разорвало затянувшуюся паузу. Джаг, будто бы робко, пожал плечами:

— Я смотрю, я зашел некстати.

«Я смотрю, ты, потаскуха, предпочитаешь баб? Это хорошо, теперь я как-нибудь это использую».

— Нет-нет.

Это сказала Улирет.

«Конечно, ты зашел не вовремя. Если станешь трепаться об увиденном, я выцарапаю тебе глаза и подвешу за ноги».

— Напротив, вы зашли очень кстати, капитан Джаг. Потому что я хотела обсудить с вами кое что. Кстати говоря, я рада видеть, что вы, вопреки слухам, в добром здравии.

«Лучше бы ты околел в лесу, и чтобы жрали тебя медленно, и был ты при этом в сознании. Но раз уж тебе, гаду, удалось уцелеть, у меня к тебе дело. И попробуй откажись, тогда ты покойник».

— Как удачно. У меня к вам, мессера Улирет, тоже есть кое-какое дело.

«Не командуй мне, мандализка. Полезешь на меня, и поглядим, кто из нас покойник».

— Вот как? И вправду удачно. Тогда встретимся в час после полудня в доме совета капитанов.

«Проваливай уже и дай мне одеться».

— Почту за честь увидеться с вами снова, мессера.

«У тебя хорошие титьки, стерва. Буду рад посмотреть на тебя, когда из одежды на тебе будут только веревки».

Покончив с ритуалами учтивости, Джаг нарочито церемониально откланялся, развернулся и пошел прочь, скалясь во все зубы, словно бы забыв закрыть дверь.

Хоть день и начался весьма и весьма паршиво, Джаг сейчас чувствовал себя заметно веселее — последние случаи его позабавили. Стало быть, размышлял он, правительница острова — развратница и трибада. Тогда понятно, отчего она такая стерва. Видать, не бывало давно в ее заросшей бухте добротного линкора. Да, видимо, и гнилого браррака там давно не бывало.

Как бы ни была красива морская колония — она неизбежно увядает и рушится, если к ее берегам не плывут корабли. В этом же, по большому счету, знал Джаг, кроется корень всех женских проблем.

Особых поводов ненавидеть Улирет у Джага не было, но черная кошка пробежала между ними с самой первой встречи. Иногда просто чувствуешь неприязнь к человеку. Он не должен даже ничего делать, чтобы его можно было не любить. А уж если он делает тебе что-то плохое, то ненависть к нему в твоих глазах множится многократно. И такими стали друг для друга Джаг и Улирет.

И в этом Джаг не видел ничего сверхъестественного: для некоторых вещей не нужны причины, а порой даже и поводы. Эти вещи всем прекрасно известны и зовутся — ненависть, убийство, война и етьба. Хотя сегодня у этой суки поводов ненавидеть меня точно прибавилось.

Но нередко бывает и так, что ненавидящие друг друга люди вынуждены действовать в одной связке, потому как бывают вещи, которые сильнее ненависти. Обычно это любовь. Обычно — к деньгам.

До назначенного правительницей времени оставалось еще пара часов. Солнце еще не встало в зенит, а потому Джаг, хоть и немного мучимый похмельем (что это за похмелье, что длится неделю — в недоумении вопрошал он сам себя), решил все же пройтись и разведать, как идут дела у него на корабле.

Бухта Такьярманки была округлой, довольно широка, не меньше пары миль в диаметре, и город Такьярманка выглядел с ее оконечности не таким уж впечатляющим, скорее — небольшим городищем, с трудом отвоевавшим немного пустого пространства у плотного зеленого покрывала тропического леса, поднимающегося вверх, к горе, что располагалась километрах в десяти вглубь острова. Отлогие, песчаные берега бухты прекрасно подходили для того, чтобы вытащить судно на берег для тщательного ремонта.

Корабль Джага, дюжий, авантийской постройки, четырехпалубный фрейг Козел стоял на песке, и чем-то напоминал с виду скелет древнего чудовища, выброшенного волнами на берег, да так и околевшего тут с голоду или от удушья. После первого своего разбоя Козел понес тяжелые повреждения от огня антелузских орудий, а потому ремонт ему был необходим основательный. Не то, что бы на нем нельзя было продолжать плавание. Нет, фрейги — корабли крепкие, выносливые и надежные, от того и служат в таком большом числе авантийскому флоту. Но случись второй такой бой, Джаг уже не был уверен, что его Козел переживет. К тому же, надо было понимать: Козел — преклонный старец. Просто так фрейги королевский флот не продает, пусть даже казна империи пуста — слишком авантийцы чванливы и горделивы, слишком любят хвастаться силой своего флота. То, что Козел попал в руки заморской компании, да еще и был из боевого корабля переоборудован в рабский — говорило о многом. Да и без этого было невооруженным взглядом видно, как истощился его корпус от долгих странствий по морям. Брус и стропила во многих местах прогнили, обшивка обильно пропускала воду, так что откачивать ее приходилось каждый день. Киль порос толстым слоем ракушек, и их нужно было отдалбливать лопатами, а руль оказался трухляв настолько, что с него сами по себе отваливались куски древесины.

Капитальный ремонт был просто необходим Козлу. А потому и стоял он на песке, чуть наклоненный на бок, подпертый столбами, чтобы не валился, привязанный канатами к забитым в землю бревнам и растущим вокруг редким деревцам — чтобы не смыло его случайно приливом.

Вокруг вытащенного на сушу судна вырос лагерь моряков из палаток, наскоро выстроенных шалашей из палок и пальмовых ветвей.

Видно было, что лагерь некоторое время пребывал в запустении — часть шалашей развалилась, и некому было их восстановить. Но теперь в нем снова затеплилась жизнь. Уже метров за сотню Джаг стал чуять тяжелый удушливый запах — моряки грели на кострах в больших чанах деготь и смолу, чтобы конопатить замененные секции обшивки.

Появление Джага в лагере несколько взбодрило негров, особенно Вабу, который уже разжился где-то новыми штанами и теперь командовал починкой судна, как ему и полагалось. Джаг побродил вокруг судна, оценил проделанную работу — по его прикидкам Козел должен был скоро выйти в море, — по веревочной лестнице вскарабкался наверх и походил по слегка накрененной набок палубе. От этого Джага даже немного закачало — тупая память тела, почуяв ногами корабельные доски, стала раскачивать его так, как обычно делала, чтобы компенсировать морскую качку. В том числе и по этой причине из бессчетного роя люда, толпящегося в крупных портах вроде Граты или Порт-Сартранга, было легко вычленить моряков — они, даже трезвые, шли покачиваясь, потому как были непривычны к твердой и неподвижной поверхности под ногами.