Arno - Тяжёлая вода [СИ]

— Послушайте, мессера, — проговорил Джаг, скрыв удивление, — я рад, что мы с вами нашли общий язык, но яснее от этого пока ничего не стало. А что до золота — за него глотки грызть станут и беззубые.

Улькаир тоже в стороне не остался:

— Да. Не терпится узнать, в чем обстоятельства дела и какова его реальная сумма в звонкой монете.

— Янтарное дерево, тысяча триста метров брусом. Быстро погрузили и доставили в нужное место. За услуги каждому по десять тысяч такатов, плюс две авансом.

Теперь понятно, почему она не стала петлять и выложила все в открытую, подумал Джаг, — шила в мешке не утаишь. Дело совершенно незаконное, об этом все знают.

После нескольких мгновений напряженного осмысления этих слов, первым заговорил Улькаир:

— Это не того ли янтарного дерева, на торговлю которым авантийский король наложил эмбарго?

— Да, — сказал Джаг. — Не то ли это янтарное дерево, возить которое позволено только капитанам, одаренным королевской торговой доверенностью? И за которое людей, ее не имеющих, коли поймают — казнят прямо в море, даже на берег не везут?

А в мыслях, тем временем, лихорадочно прикидывал, по какой цене такой груз может уйти. Торговля янтарным деревом в авантийской империи была фактически запрещена, потому как король порешил крепко наложить лапу на столь выгодное дело. На островах Моря Цепей этот вид деревьев произрастал в больших количествах, а изделия из него славились своей редкой красотой. За метр янтарного бруса в Авантии сейчас давали такатов сто, не меньше, и получалось — сто тридцать тысяч. Но надо было принять во внимание незаконность сделки, а это рубило примерно двадцать, если не все тридцать процентов цены на всевозможные взятки чиновникам и таможенникам. Так что, предположим, товар мог уйти за сто тысяч такатов. Двадцать четыре тысячи — перевозчикам, и после этого дочка Улирет поимеет с дела семьдесят с лишним тысяч.

— Да, это именно то самое дерево, о котором вы подумали, господа. А что? Сдрейфили?

У суки совершенно точно есть хватка. Иначе и быть не могло.

Улькаир, тем временем, тоже завершил подсчеты и пришел к тому же выводу — его сухая смуглая харя нахмурилась.

— Нам, стало быть, по двенадцать на капитана, а вам — все семьдесят?

— Не кривите морды, господа пираты! — строго одернула их Улирет. — А про мои расходы вы забыли? Все это дерево надо было где-то найти, нарубить и напилить из него брус. И все это под носом у авантийской власти. Мой поставщик сильно рискует, занимаясь этим делом, и желает видеть золото. Так же, как и те, кто повезет груз на ту сторону океана. К тому же, без меня никакого дела и не было бы. Так что решайте сейчас, или проваливайте. Я предлагаю вам огромные деньги за пару недель в море.

Джаг был с ней в целом согласен. Действительно, отсюда до Святого Адмы — суток пять при хорошем ветре, а оттуда до этого безымянного острова в малой цепи — меньше двух недель даже при плохом. Не надо никого убивать, не надо подставлять свое брюхо, никакой пальбы, никакой резни. Отвези груз и получи свои деньги.

Это в теории.

Как будет на деле — этого никто точно не скажет. Можно нарваться на патруль. Можно оказаться в кандалах и на суше. Но, при всех возможных угрозах, море — это море. Тысячи кораблей, больших и малых, идут по нему в эту самую секунду самыми разными курсами. Но выйди в него, и скорее всего пройдешь много месяцев, не увидев на горизонте ни единого паруса. Даже самые крупные острова, вроде авантийской Муйянки, на карте этого моря — ничтожно малы, что и говорить про пару кораблей, которые для него вообще песчинки. Шанс пройти незамеченным не то что есть. Он огромен.

— Итак, каково ваше решение?

Джаг и Улькаир нехотя переглянулись, быстро отвели взгляды и посмотрели на Улирет.

На этот раз Джаг сказал первым:

— Не знаю, мессера… Не знаю. Но вот если бы вы сказали, что даете авансом не две, а четыре тысячи, то я бы спросил, когда лучше отплывать.

Улирет выслушала его и повернулась к Улькаиру:

— А вы, капитан?

Тот пожал плечами и гадко проскрежетал:

— В этом случае я согласен с капитаном Джагом. Он говорит удивительно разумные вещи.

В недовольном прищуре голубых глаз Улирет Джаг видел намек на злость. Денег ей конечно было жалко, но просто так потерять сразу обоих партнеров она не могла.

Наконец, она сказала:

— В таком случае, господа капитаны, я бы ответила, что отплывать надо чем скорее, тем лучше.

Надо скорее выходить в море — эта идея глубоко засела в голове у Джага.

На суше мне что-то неймется, да и дело теперь есть. Проклятый Улькаир хоть сейчас готов отплывать — ему ремонт нужен разве что косметический. В тот день огнем пушек с будущего Козла ему только слегка обшивку поломало. А вот мое корыто надолго засело на суше. Уж почти полтора месяца в песке стоит. Как сказала Марна, а ей — Ваба, на починку нужна еще неделя, чтобы довести все до ума.

Слишком долго, думал Джаг. За неделю пьянства я тут весь город разгромлю. Так то я бы и рад не пить — да не могу! Как чую запах рома, как сам не свой становлюсь. И хоть бы уставал быстро — так ведь нет! Каждый раз словно все больше и больше в меня пойла вмещается, и кроет не постепенно, а разом, зато крепко и страшно. Потом только и выслушивай с похмелья, какие непотребства вытворял.

Так что надо скорее с суши убираться. Остатки денег в кармане еще шевелятся, — пьянствовать есть на что.

А потому, будучи в трезвом рассудке, Джаг предпринимал все возможное, чтобы как можно скорее организовать отплытие. И для этого, в первую очередь, нужно было набрать команду. Еще днем, сразу как трехстороннее партнерство мессеры Улирет, капитана Улькаира и капитана Марно было скреплено рукопожатиями (двое последних руки жали друг другу чуть не до переломов, так что партнерство обещало быть крайне крепким), он велел Марне сообщить в городе — Буйный Джаг набирает команду.

Сейчас вечерело, дневная жара отступала, и Джаг направлялся в «Три обезьяны», но, на этот раз, не для того, чтобы напиться. Он уже подходил к таверне в тот момент, как его окликнул сзади сильно взволнованный и прекрасно знакомый ему голос.

— Капитан Джаг!

Он обернулся. Перед ним стояла группа негров, запылившихся и грязных, словно весь день лазили по лесу. Среди них Джаг легко различил тощего юркого негра Мубасу и крупную, рослую негритянку, звали которую Сурбалла Бесстыжая.

Вся толпа смотрела на Джага обалдевшими взглядами, и через мгновение Джаг понял, почему. Они-то, его самые верные люди, целыми днями шныряли по лесу, разыскивая хоть не его самого, так хоть его ошметки, а тут вдруг видят его как ни в чем ни бывало разгуливающего по городу.

Особенно он отметил взгляд Сурбаллы. На ее лице смешались крайние степени ошеломления и какой-то странной ярости. А также — Мубасы. Но этот просто довольно скалился во все белые негритянские зубы.