Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Король махнул ей рукой.

Когда они ушли, заговорил Гарет Монтрой:

– Неужели эта хладнокровная молодая особа с очаровательными щиколотками – моя дочь? Разве им обязательно нужно так выщипывать брови и обнажать ноги?

Король взглянул на него милостиво.

– Я полагаю, что Бог когда-нибудь благословит меня ребенком, – молвил он и тяжело вздохнул.

– Простите, ваше величество, – поклонился Гарет.

Не стоило начинать день с напоминания королю о его бездетности.

– Ничего страшного, Гарет, – отмахнулся король. – На все Божья воля. Он повернулся к сэру Ричарду:

– Что это ты такой кислый, Дик?

– Думаю, мне следует испросить у вашего величества отпуск, отправиться в странствие и скитаться, пока моя ценность не возрастет.

Король нахмурился.

– Ты был со мною в Лиссен! И не отступал до конца. Никто не сомневается в твоей ценности, а твой отряд тогда сочли поистине крепким.

Сэр Ричард поклонился.

– Со стороны вашего величества любезно так говорить, но в Лиссен многие сражались отважно.

– Да, и теперь похваляются этим и целыми днями брюзжат, – вмешался граф. – И все они галлейцы. Ты правда думаешь на время покинуть двор? – спросил он.

Сэр Ричард посмотрел королю в глаза.

– Да, если придется.

Взглянул на короля и Монтрой:

– Насколько я понял, де Вральи возвращается сюда с графом? – спросил он.

– Да, – подтвердил король.

– Пока не пролилась кровь, нам следует удалить от двора всех южан – всех рыцарей из Джарсея и их приближенных, – предложил Монтрой.

Король тяжко вздохнул и согласился.

– А если он задерет нос? – спросил сэр Ричард. – Разве вам не понадобятся южане для равновесия сил с галлейцами?

– Господи, как же я ненавижу все эти клики, – сказал король. – И сам я король, а не вожак мятежной стаи. Мне хватит слова, чтобы приструнить капталя.

Монтрой встретился взглядом с Фитцроем. И после долгого безмолвного призыва, почти мольбы, тот кивнул.

– Я поеду. Куда вы предложите, милорд управитель?

– Нужно пополнить альбинкиркский гарнизон, а сэр Джон воевал, – ответил граф. – Он один и заслуживает лучшего из нас. – Повернувшись к королю и расправив, как перед схваткой, плечи, он осведомился: – Ваше величество твердо настроено в пользу этого нового епископа? Мне кажется ошибкой даровать де Вральи еще одно преимущество.

Король закаменел лицом.

– Я не буду иметь никаких дел с фракциями, – сказал он.

– Ваше величество, я ни о чем вас не прошу. Я защищаю интересы королевства и говорю, что у де Вральи и без того много ратников и власти с избытком и что этого человека надо отправить обратно в Галле, как только его корабль коснется берега.

– Я подумаю, – ответил король.

Королева шла по коридору.

– Это оказалось проще, чем я ожидала. Бекка, почему ты думаешь, что бумаги старого короля недоступны?

Альмспенд уже сожалела, что надела модное платье с высоким воротом, ибо обращение с ним требовало тех самых навыков, которыми она пренебрегла, когда другие девушки их осваивали, а она вместо этого оттачивала свою архаику. Ее красивые темно-синие туфли ничуть не защищали от леденящего холода камня.

«Почему королеву никогда не волнуют подобные вещи?» – подивилась Альмспенд. Казалось, что королева плывет себе и ей не бывает ни жарко, ни холодно, ее не беспокоят ни головные боли, ни даже насморк.

– Миледи, я смею предположить, что старый король когда-то сделал некие возмутительные заявления. Если верить моему отцу, у него были любовники – и женщины, и мужчины. Он окружал себя любимчиками и был королем отличным, а вот человеком, судя по всему, не очень хорошим.

– Как волнующе! – рассмеялась королева. – Теперь мне наконец понятно, почему ты увлекаешься историей. Где мы?

– Это донжон, миледи. Мы вступаем на участок, который при короле Утанерике служил тайным ходом, но когда построили Новый дворец…

– Бекка, есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь? – спросила леди Мэри.

– Да, Мэри, – отозвалась Альмспенд тоном, который приберегала для великого множества неглупых особ, не интересующихся историей. – Новому дворцу почти двести лет. Я могу показать в фундаменте камень с датой. Шесть тысяч двести шестьдесят третий год.

– Сколько же тогда лет Харндону?

– Императрица Ливия и ее легионы основали здесь крепость тысячу пятьдесят лет тому назад. Или около того, – сказала Альмспенд. – Вообще-то ученые ожесточенно спорят о времени экспедиции к Новой Земле, а также о том, в которую из них основали Харндон – первую или вторую.

– Неужели? – спросила королева.

Она закатила глаза, взглянув на леди Мэри, но Альмспенд то ли не заметила этого, то ли не приняла в расчет.

– В любом случае, миледи, Харндон – название очень древнее: возможно, оно появилось еще до времен Архаики. Когда добрый король Ранульф вернулся из Святой Земли и построил Новый дворец, его камергер, Хильдебальд, написал, что в ходе глубинных раскопок были обнаружены оба туннеля, фундамент храма и бревенчатая дорога, обтесанная в незапамятные времена. В храме по-прежнему заключалась огромная дремлющая потенциальная сила, и архиепископу пришлось его очистить. Эта работа свела его в могилу, и из Ливиаполиса призвали патриарха.

Три женщины прошли по коридору еще несколько шагов.

– Жуть какая! – сказала леди Мэри. – А где был этот храм?

– О, сразу за нами, шагах в двадцати. Для коридора использовали кое-какие старые камни. Взгляните – видите Зеленого человека? Это один из тех древних символов.

Королева положила ладонь на камень и закрыла глаза.

– В них все еще есть сила. Это место называлось… – Она помедлила. – Харн Дум.

– Именно! – пришла в восторг Альмспенд. – Вы прочитали об этом у Тацита?

– Нет, – ответила королева, не скрывая потрясения. – Я услышала голос из камня.

– Ты хочешь сказать, что наш мир стоит на вчерашнем, а тот – еще на одном и так далее? А под Новым дворцом находится старый, а дальше храм – но что же под храмом?

– Что-то, созданное, может быть, Дикими или древним народом, – рассмеялась Альмспенд.

– Дикие ничего не могут построить, – возразила леди Мэри.

– Вздор! Дикие делают удивительные вещи. Новейшая наука их изучает. Иркам известно строительство, у них есть музыка, города и замки. – Альмспенд была счастлива, что может обсудить интересующие ее материи с подругами, которые слишком много болтают о танцах.

– Это лишь подражание человеку, – не сдавалась леди Мэри.

– Вовсе нет. Это очень древняя теология, дорогая моя, – сказала Альмспенд. – На самом деле весьма вероятно, что это мы подражаем им своими делами.

– Чепуха! – отрезала Мэри, которая устала от отцовской опеки и не хотела, чтобы Бекка Альмспенд приобрела ту же привычку. – Чушь!